Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

На пороге осени.

После того, как позвонил Голубеву в СК Москвы, и после его проволочек, мягко говоря, я стал беспокоиться, тревожиться, и даже думал позвонить Казенину, но это – пустой номер. И, на поверку, оказалось, что я прав. Ведь если он, Казенин, даже не дал ответа на моё письмо, в адрес Секретариата Правления СК России, и ему лично, то сомневаюсь, чтобы он мог помочь, то есть вмешаться в их дела, хотя СК Москвы формально, в подчинении СК России. Ведь повсеместно произвол, не только в творческой организации, а потому и так легко «высвечиваются» люди, их истинное лицо.

Как видно я уже перегорел, ибо «всякий фанатизм рано или поздно, оборачивается против себя» (Стефан Цвейг). Раз суждено не исполняться, значит суждено. Придётся мне ждать других времён, что вряд ли уже произойдёт на моей памяти (учитывая мой возраст).

Был с Алей в лесу, но не позволил себе никаких вольностей, хотя мы оба дышали полной грудью. Ей лет 36 – 38, она работает завучем средней школы в Филях. Имеет два высших образования. Я в лифте чмокнул её в щёчку (дань благодарной вежливости за совместную, притом прекрасную прогулку), но когда она выписывалась из больницы, и мы прощались, она так же подставила мне шёчку, но не губы. Из этого я сделал вывод, что интереса у неё ко мне нет. Не надо быть большим провидцем , чтобы увидеть это. В который раз вкушаю я «кислый виноград любовных неудач» (Ян Парандовский). У Али только прагматизм. И, как бы невзначай, спросила, нет ли у меня машины. Ей, Але, грубо говоря, недоставало информации обо мне. К тому же и большая разница в возрасте между нами (не менее 26 лет). Но настороженность в отношении поведения женщин, позволяет мне видеть их истинное лицо. Но, в таком, холодном, случае, как с Алей, ничего хорошего во взаимоотношениях обоих полов, и быть не могло. Но я ведь к Але тоже не горел, хотя она и миловидна.

Солнце било прямо в глаза. Из-за этого я не увидел почти взрослого щенка, молодой суки, которая лежала в тенёчке, под скамейкой. И, видимо, неосторожно наступил на лапу ей, ибо в течение секунд 10-15, она отчаянно визжала от боли. А из открытого окна третьего этажа столовой раздался женский, хамский голос, вполне допускающий, что можно, сознательно, причинить животному боль.

«-Идиот! Чем тебе мешала сука?»

«Се ля ви» (по-французски), то есть такова жизнь. Я ничего ей не ответил, да и кому я мог ответить.

Ночью переживал из-за не включения меня в концерты фестиваля. Ночью ведь всё – в гипертрофированном виде. Испытываю уже усталость от пребывания в Клинике. Да, видимо, приелось, так как хорошего должно быть «понемножку». Вообще не очень дорожил я этой Клиникой; ведь потерял я больше (Кисловодск). А, в целом, в Клинике было не плохо, хотя лечения, как в Кисловодске, там не было, да, в принципе, и не могло быть. Но, всё-таки, был чистый подмосковный воздух, а в городе, вот в это время, ну просто невозможно находиться. Так что сердечко своё я поддержал.

Дневные мысли – в сон, а вернее - дневная явь от Али, её проводов. Приснилась мне Людмила Матвеевна, которая тоже подставила мне щёчку (вместо губ). Конечно, большого рвения сюда приехать вновь у меня не будет. Но зарекаться от этого, нельзя. Ведь дачи то у меня нет. Куда ж деваться летом, спасаясь от жары. Ну а Рублёво – это выход, и не малый. Но жизнь покажет. Если буду жив. И обязательно там нужно что-то делать, иначе просто закисаешь. Здесь лечатся, по-видимому, люди с крепкими нервами, если они могут ничего не делать, и, при этом, не скучать. Я же – слабонервный, и без работы я загнусь. И, полагаю, невроз скорее возникает на почве ничегонеделания.

В связи с моею выпиской, я все талоны на питание в столовую отдам, благо теперь они мне не нужны. Вот рвусь домой. А дома буду вспоминать о Клинике как благо. Вот так устроена жизнь, да и вообще так человек устроен, что он не ценит сиюминутный миг.

Вчера воришка гулял по этажу, и очень осторожно приоткрыл мою, не затворённую дверь. Я вполне дружелюбно его спросил, что ему нужно.

«-Я ищу девушку» - ответил он, насколько понял я потом, заранее заготовленной фразой.

«-Но на 10-м этаже их нет. Это - мужской этаж».

«-А здесь элитные?» - уточнял он.

Для пущей важности сказал я: «- Да».

Вот это его больше всего интересовало. Дверь он прикрыл, однако тут же заглянул в соседнюю палату. Я это обнаружил, и возмущённо крикнул:

«- Я ж вам сказал, и что вы вообще здесь рыщете?»

Он, испугавшись, стремительно понёсся к выходу. Я, через полчаса, проверил тамбуры всех этажей, не прячется ли он, где-либо. В обед, в столовой, одна женщина говорила, что

«-восьмой этаж, женский, обчищен; 4-й тоже. Все вещи перевёрнуты, искали деньги».

Конечно, прожил здесь я, целый месяц, беззаботно. Теперь тревожусь из-за стоматологии, ну и, конечно, за СК. Но то, что каждый день работал я по два часа, это великое оправдание для меня, ну и, конечно, удовлетворение. Теперь перевести бы эти тексты на машинку, да распечатать на компьютере, если до этого дойдёт дело.

Как-то пройдёт для меня осень? В связи со стоматологией, она для меня – испытание. Но это надо пережить, и никуда от этого не деться. И чем скорее это будет, тем будет лучше для меня. От протезирования, конечно, ещё никто не умирал. Но, главное, чтоб моё сердце, при этом, было в порядке.

Сегодня я выписываюсь, хотя могу пробыть здесь и до вечера, но вряд ли выдержу я ожидание отъезда, и хилый ужин, как всегда. Но в городе то хуже. Но если приехать пораньше, то нужно сидеть дома, из-за жары. И, таким образом, программа - минимум на осень будет следующая: это печатать, правка, и, по возможности, компъютер. Ну и, конечно, стоматологическая ортопедия. Ну а что дальше, время мне покажет. Только бы быть здоровым, и на ногах. Но быть здоровым до конца мне редко удаётся, ибо осенняя пора – пора переходная, и очень неустойчивая. Ведь я – метеопат, очень зависимый человек от погодных метеоусловий. Но, главное то для меня, это – выдержка, чего мне так, катастрофически, не хватает. Но это неизбежно, ибо я – один, так что поддержки мне ждать неоткуда. А в таком случае, как у меня, не тревожиться, не выйдет. Но это - старая моя песня. Я всё же должен быть благодарен Рублёво за отдых, настроение, и за проделанную там работу. В иных условиях этого не получилось бы, а вот в Рублёво получилось. Оно, Рублёво, на этот, данный мне момент, явилось выходом для моей жизни.

Зашёл я к лечащему меня врачу попрощаться.

Он: «- Ну что, за это время, вы написали что-нибудь?»

«-Сейчас я вам скажу» И, после секундной паузы:

«- Спасибо, что вы меня услышали. Конечно же написал. Я работал над Концертом для оркестра».

Но это было всё неправдой, я ведь писал рассказы. Ну а для сочинения музыки условий там никаких не было.

И продолжал: «- Я думаю, что я – человек со слабыми нервами, так как без работы тосковал бы. У других нервы покрепче».

«-Да нет, просто у них другие проблемы. Они отягощены заботами о жизни».

Я: «-Это не значит, что я работал с утра до вечера. Но вот работа помогла мне поднять настроение. Но это так же не значит, что за работу мне будет денежное вознаграждение. Будет ли, это неважно, главное, что б был продукт, а там посмотрим. Ну, как у Пастернака. Так что спасибо!»

«- Ну хорошо, пожалуйста».

«-А в случае нужды мне можно к вам придти?»

«-Пожалуйста, но не раньше, чем через год».

«-Я знаю, а телефон дадите?»

«- Конечно». (Он написал): «- Вот, возьмите».

Я подал ему руку. «- Я всё равно зашёл бы к вам, и без необходимости подписать справку. Но если у меня, когда-нибудь, будет премьера, я позову вас. Всего вам хорошего».

Он, деловито: «- Всего доброго, до свидания».

Но вот под занавес моего отъезда, случился совсем непредвиденный курьёз. Мне нужно было доехать автобусом до метро, но автомат, объявлявший остановки, был неточен (включён не во время), а я же опасался эту остановку проехать, так как был с сумкой на колёсиках. И автомат объявил эту остановку метро раньше. И я поверил, не сообразуясь, что эту остановку я знаю визуально. Но вот решил, что, может быть, автобус подъехал с другой, мне незнакомой стороны. И, моментально схватив свою тачку (а во время движения автобуса я дремал), я ринулся на выход, и зацепился за панель круга (движка), посередине автобуса. И я упал, а двери, перед моим носом, закрылись. Одна сердобольная женщина, пассажир, нажала кнопку – звонок водителю, и он, резко затормозив, двери открыл. И я, буквально, вывалился, и оказался на значительном расстоянии от метро (на целую остановку), хотя, казалось бы, всего в одном квартале. (Но это же московские кварталы!). Пройдя немного вдоль автодороги, я вспомнил, что остановку знал, но из-за дрёмы, и своего всегдашнего беспокойства, поторопился.

И вдруг решил я перейти на другую сторону улицы, и с силой рванул тачку с колёсиками на себя, через бордюр. Мой груз перевернулся. Однако дело было то не в этом, а в том, что рукоятка «тачки», у своего основания

(с пластмассовым креплением), вышла из паза. Крепление же обломилось, и просто треснуло. Вернее это глупое и ненадёжное (точнее не скажешь) крепление лопнуло, и я, подобно лодке с одним веслом, должен был двигаться. А всё ведь потому, что водитель автобуса оказался недобросовестным и равнодушным (хотя далёк от мысли, что он мог сделать это специально). Он это сделал машинально.

Как не пытаюсь, но неприятностей извне не удаётся избежать (ведь мы живём среди людей). Они меня всегда подстерегают. Вот и на этот раз случилось ведь совсем

не нужное, чтоб не сказать более…

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения