Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Кое о чём.

Как-то я слушал Русское Радио. Выступал какой-то священник с нравственной проповедью. Говорил о православии, о вере. Мерный, ровный, спокойный голос приятного тембра заставлял себя слушать. Внезапно я насторожился. Священник привёл пример, как один мужичок пришёл к раввину с вопросом, важно ли верить в Бога. А насторожился я потому, что знаю непримиримость двух религий, на низшем уровне. Раввин ответил мужичку, что это не столь важно.

«-А что же важно?»

«-А важно по Божьи жить и Божьи дела творить» - ответил раввин.

Священник был согласен с раввином, что главное – не видимость, не обряды (коих так много в православии), а дела, и дело помогать другим. И священник лишний раз меня убедил, что правильно я понимаю положение вещей. «Вера без дел мертва» - гласит ставший крылатым афоризм из Библии. Что с того, что иной человек бьёт челом, но если он живёт не по Христовым заповедям (тем же законам Моисея), и не помогает ближнему человеку, то грош цена такой жизни, такой вере.

Священник много говорил о терпимости к иноземцам, к иноверцам, и этот призыв к толерантности, и указание на порочность национальной гордыни, мне очень импонировал. Все знают в мессианской общине, которой руководит Ямпольский, о том, то я не верю в вечную жизнь, то есть в реальную жизнь за гробом. Кому вообще нужна какая-то бескрылая жизнь. Так как бренное тело отмирает, а душа, дескать, остаётся, и уходит в небеса. Но душа то вне материальна. Душа – это плод мыслительного процесса, осознание себя и мира вокруг нас, короче мировосприятие и мировоззрение человека. Это же человеческое «я», и когда человеческий мозг перестаёт существовать, то есть умирает,

то отмирает человеческое сознание, и осознание, как самого себя, так и того, что вне тебя, то есть вовне. А это всё и есть душа. Как в стихотворении Дельвига, на смерть Пушкина (о лице убитого на дуэли Пушкина):

«Когда-то всё оно о мире знало,

Но это знанье умирало,

И превращалось в равнодушье дня…»

Иисус воскрес, но он же – Божий сын, а потому бессмертен. А кто же мы, а мы – рабы, а, значит, мелюзга, по меткому определению Мережковского, что бы воскреснуть. Другое дело – материя. Да, тело истлевает, но ведь остаются продукты тления – газ углерод, который – неотъемлемая частица кислородной атмосферной ауры, и без которой невозможна жизнь на земле. И этот круговорот необходим. Закон Ньютона гласит, что материя не исчезает, а переходит из одной формы в другую. И, с этой точки зрения, мы вечны. Я понимаю, что это тоже жизнь, но жизнь неорганическая, то есть не живая. Но это уже не есть земные реалии, а в представлении верующих людей «вечная жизнь» не предполагает смерти всего живого в человеке. А торжествует лишь, повторяю, неорганическая жизнь в форме материи, а ведь земная жизнь то органическая. И если понимать под вечной жизнью то, что говорит Ньютон, то закон – открытие Ньютона, никак не противоречит Библии, то есть Божьему обетованию о «вечной жизни».

Александр Мень утверждал (в своей последней лекции «Быть христианином»), что наше дыхание не исчезает, а идёт ввысь, в небеса, а, значит, это тоже есть подтверждение составляющей вечного, и незыблемого круговорота в природе. И нет ничего случайного в нашей жизни, что тоже есть утверждение Меня.

Я, будучи в Днепропетровске ( в конце 1993, начале 1994),, ещё при жизни моего родного брата Мики (Лоринова Михаила Мироновича), показывал слушателям кассету с записью моей 3-й симфонии. Я был в гостях у одного профессора ( Днепропетровского горного института), который, традиционно, в один из дней недели, подобно дореволюционным пятницам (беляевским, в Петербурге), собирал у себя друзей, интеллигенцию, студентов. И слушал там мою симфонию один инженер, представитель так называемого теософского направления в философии, родоначальницей которой была Блаватская, и, кстати, родом из Днепропетровска (тогда Екатеринослава). Он, этот инженер, был представителем на одном из конгрессов в Индии. Его очень заинтересовал финал моей симфонии, а именно в русле его воззрений на «вечность» бытия, и т.д. И он просил ему симфонию переписать.

Теперь же о финале. За шестым эпизодом («Зима)», при исполнении симфонии, следует седьмой. И, называется он, «В предзакатный час». Это - как бы исход человеческой жизни. А затем следует Эпилог, как бы итог, или, скорее, послесловие. И после темы судьбы, мрачного и сумеречного характера, вступают струнные дивизи (что значит разделённые), в виде истаивающего характера аккордовых вертикалей, расцвеченные ударами там-тама, на три пиано (то есть пианиссимо). И реверберация, то есть эхо, придаёт особый колорит сонорно звучащей массе струнных инструментов. И всё это, бесспорно, звучит как подтверждение жизни, как её торжество. Жизнь продолжается, и она вечна. И это подспудно (скорее подсознательно) вылилось в моём сознании таким вот неожиданным для меня образом. Хотя я разумом и отрицаю вечную жизнь, но сердцем, выходит, нет. Но под вечной жизнью понимается преемственность её, то есть, что она продолжается в следующих поколениях, которые передают свой жизненный опыт последующим. И это одно из лучших мест в моей симфонии. Я ничего ведь не придумывал, и музыка вылилась сама собой, как подтверждение и утверждение суждения. И спорить здесь бессмысленно, финал моей симфонии – тому пример. И эта музыка уже существует автономно, то есть независимо от меня. «Сердце имеет такие доводы, которых не знает разум». И с этим нельзя не согласиться.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения