Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Казахстан.

Я принимал участие в работе 6-го съезда композиторов Казахстана, который проходил в апреле 1978 года, в Алма-

Ате, тогда ещё столице советского Казахстана. Я помню ночь с 4-го на 5 апреля в Домодедово. В 12 ночи, мы, командированные на съезд, садились в просторный Ил – 62, летевший из Москвы в Алма-ату. В Москве же шёл дождь со снегом, такая вот «весенняя» погода была. Я ёжился от холода, подняв воротничок своего плаща с подстёжкой. На голове у меня была лёгкая, замшевая, западногерманская фуражка с козырьком, которую ношу и по сей день.

Когда уселись в самолёт, то после набора высоты мы все поужинали, и задремали, если не забылись тревожным, беспокойным сном. Была ведь уже ночь. Внезапно, где-то. примерно через 2 часа полёта, резко забрезжил свет в иллюминаторе. А моё место было у окошка, хотя в Москве на это время было 3 часа ночи. А лёту то всего три с половиной часа. Мы приземлились в Алма - ате в 3.30 по московскому, ну а по местному, алма-атинскому - в 7.30, то есть с разницей в 4 часа. И солнце заливало Алма –Ату весенним светом, а через час температура воздуха достигла 20 градусов тепла. Кругом цвели тюльпаны.

Нас встретили и отвезли в современную, 18-тиэтажную гостиницу «Казахстан», построенную французами. Она – на пути к известному высокогорному ледовому катку «Медео». Из окна гостиничного номера, где то на 17 этаже, в пепельно серой дымке, проглядывали вдали, словно мираж, ну а скорее как театральные декорации отроги Ала – Тоо (Тянь - Шяньских гор). Какое то щемящее, гнетущее чувство тоски внезапно охватило меня. Быть может оттого, что я не выспался. Ведь разница во времени, по отношению к московскому, была большая. И день мне показался несоразмерно длинным, из-за почти несостоявшейся ночи.

Я поместился в одном номере с композитором Игорем Рехиным. А первым нашим, и запланированным хозяевами съезда мероприятием была поездка в пригородный совхоз, в котором трудились представители всех национальностей, проживающих в республике. Мы посетили также местное производство по изготовлению сухих и полусухих вин. Но время было то не виноградное, как говорят, что не сезон, хотя в Алма -Ате уже господствовало вовсю тепло. В 14.00 – шикарный банкет в честь гостей съезда. Коронное блюдо «кишбармак», и томада, известный узбекский композитор и аксакал Левиев. Застольями было весьма славно советское время. Но многочисленные тосты настолько разморили нас, что мы едва успели вернуться к вечеру, и даже успеть оперный театр смотреть балет. Однако на спектакле большинство из нас «куняло» носом. Так как порядком подустали мы за день. А съёмочная группа Казахфильма следовала за кортежом гостей буквально по пятам, в течение всего прошедшего дня. И с нами ездила также заведующая отделом агитации и пропаганды ЦК республики (женщина – казашка лет сорока).

После такой заглавной повестки дня как банкет, посыпались концерты. И днём и вечером. Но охватить всё было невозможно. Дневные концерты я редко посещал, а вечером все были в сборе. Я тщательно записывал все впечатления от концертов, так как собирался выступить на дискуссии, хорошо понимая, как важно услышать исполняемому композитору хотя бы слово в адрес его труда. И, полагаю, несмотря на то, что очень много музыки было исполнено в концертах, я постарался не забыть ни одного услышанного мною сочинения. И выступление моё было выслушано с большим интересом и вниманием, так что я с честью отрабатывал свою командировку.

Одно из ярких впечатлений, поездка на всемирно известный высокогорный каток «Медео». И качество там льда такое, что ставятся рекорды всегда, и независимо от ранга и вида соревнований. Я пробовал стать на коньки, взяв напрокат их, но тут же поскользнулся. Я постоянно падал , ибо выдали мне «ножи». А это – самые скользкие коньки на свете А чуть выше «Медео» - плотина, высотой в 300 метров, построенная для предотвращения селей, которые в этом краю весьма распространённое явление, и ущерб от них порой непоправимый. Ведь сели, это высокогорные лавины, не раз угрожавшие Алма-Ате в различные годы, да и источник немалых её бедствий.

Архитектура Алма-Аты весьма разнообразна. Застройки больших домов - только по индивидуальным проектам. Квартиры же просторные. Большая площадь жилья диктуется необходимостью, так как в Казахстане большие семьи (из-за высокой рождаемости вообще в Средней Азии).

Я слышал много легенд о восточных рынках, и решил вместе с Бузилэ (композитором из Кишинёва) пойти туда. Но, кроме кураги и душанбинских яблок, действительно очень крупных (но урожая прошлогоднего), мы ничего и не увидели. Но ведь была весна, а не конец лета, или осень. Курьёзным выглядело наше желание купить курагу. Все продавали её по 5 рублей за килограмм, что, в общем, было дорого. Сейчас, в это грабительское время, сиё ведь никого не удивит, тогда же это не было в диковинку. Н вот на то и рынок тогда, что б можно было торговаться. И я сказал одному частнику, что если он снизит цену, то я у него куплю много кураги. Не соглашался. Когда собрались мы уйти, он нам, вдогонку: «- Иди сюда, договоримся, но только никому не говори».

«- За сколько?»

«-Давай за 4. 80»

Я сплюнул. И это называется «скостил», и повернулся и ушёл.

Но что же значило в советское время 20 копеек? Ну как теперь копейка, чепуха.

Один раз, всё-таки, я опоздал на спектакль в местный оперный театр. Лифт застрял в огромном холле гостиницы почти под потолком. И человек тридцать простояли минут 20 в кабине лифта. Снимали нас как с самолёта, пришлось придвинуть трап.

Звонил в Днепропетровск своим родителям, но всегда с оглядкой, то есть в пересчёте на 4 часа вперёд, так как время в Днепре было московское. А улетал оттуда ТУ-144, сверхзвуковым, который давно уж не летает. Тогда летал он раз в неделю, и в качестве эксперимента. И этот рейс, в конечном счёте, оказался невыгодным с экономической точки зрения.

А 1978 год, оказался трагическим для меня годом. Осенью, в ноябре, ушла из жизни моя мама. Заснула ночью, и не проснулась. У изголовья её лежала книга, роман

К. Симонова «Живые и мёртвые». Мама всегда читала перед сном. Кто знает, быть может, ужасы войны приснились ей? И больное сердце моей мамы не выдержало…

А моя мама была не просто мамой мне, а другом. Всё личное, интимное, я поверял ей. И после смерти мамы, наш дом разрушился, то есть перестал существовать. Мама была его стержнем. И папа мой без мамы жить уже не мог. Он просто угасал, и очень скоро умер. Потери эти невосполнимы. А после смерти папы, и моего старшего брата Мики, я окончательно осиротел, на всё оставшееся для жизни время, на всю дальнейшую мою жизнь.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения