Виталий Лоринов - композитор и писатель

Он был гордостью семьи. Бежал из дома в 16 лет и вступил в ряды большевиков. Затем участвовал в рейдах легендарной Конной армии. И своего младшего брата (моего отца) перевёз из местечка Овруч, что на Волыни, в 1921 году в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), где тогда квартировала одна из частей Первой Конной, при которой он состоял. Фуксман Семён Моисеевич, член партии с 1916 года, впоследствии был членом ЦК КПБ (у). Носил в петлицах два ромба. Однако с начала Великой Отечественной войны известий от него никаких не было. Его жена, Полина, ушла на фронт. Отец мой искал его всю войну.

Дана военно-служащей Фуксман Полине Львовне в том, что она действительно на военной службе в военной части №51919. Выдана для прописки в общежитии в.ч., где она и проживает.

Начальник военной части
Подполковник Семёнов (подпись).

Семён же Моисеевич не был эвакуирован из Киева. По неведомым для его родных причинам. Судя по рассказам моего отца, и его обращениям в Наркомат обороны Украины, дядя Сёма, вероятно, был оставлен в Киеве, для подпольной работы. Будучи политкомиссаром Киевского особого военного округа, он, по-видимому, должен был координировать действия партизанских отрядов на оккупированной немцами территории Украины. Однако обстоятельства его исчезновения и гибели, как и его подпольной деятельности, так и остаются неизвестными. Об этой, одной из многих трагических страниц Великой Отечественной, я рассказал в своём выступлении по радио "Алеф"( Дом иностранного радиовещания на Пятницкой) для наших соотечественников, в канун 50 -тилетия великой победы.

Жил Семён Моисеевич в Киеве, по улице Толстого 25, в так называемом "Доме коммуниста", принадлежавшего Союзу писателей Украины. С захватом немцами Киева попал в облаву. Затем бежал из под конвоя, вместе с другими смельчаками, прыгнув с моста в Днепр. Но на свою квартиру, естественно, вернуться он не мог. Конечно, чудом он остался жив. В его квартире оставалась домработница, так как перед войной, в 1937 году, у него родилась дочь. Пробравшись на местное кладбище, он несколько дней ночевал на могиле старшей дочери, безвременно ушедшей 14-летней Нонны. Питался всякими кореньями. Обросший до неузнаваемости, с бородой, и, не имея каких-либо документов при себе (а с осени 1941 года в Киеве действовал на улицах немецкий патруль), он пробрался на квартиру Марии Фёдоровны Станкевич, библиотекарю Академии наук УССР, где он одно время работал. У меня сохранилась книга академика Оскара Богомольца "Продление жизни" (изданная в 1938 году), где редактором значится Фуксман Семён Моисеевич. Станкевич, опасаясь за его жизнь, перевела его в глухой и незаметный киевский переулок, где проживала домашняя портниха дяди Сёмы. Её муж, впоследствии, будет угнан в Германию. Валентина Ивановна (так звали портниху) была надёжным человеком, и Семён Моисеевич должен был выйти от неё из Киева, вместе с домработницей Наташей, под видом её мужа (ему шёл 43 год. Наташе же - семнадцатый). Как бы с намерением направиться в её деревню.

Валентина Ивановна снабдила Семёна Моисеевича документами на имя её покойного отца, Бровко Ивана Ивановича, рабочего деревообделочной артели, переклеив фото Семёна Моисеевича на фотографию отца. Наташа своевременно обо всём была оповещена. Семён Моисеевич выходил из Киева под проливным дождём, горланя во всю глотку народные украинские песни, изображая выпившего. Две русские женщины, шедшие чуть сзади, и сопровождавшие их, тряслись от холода и страха, за судьбу Семёна Моисеевича. Затем патруль. Что было дальше, уже никто не ведает.

Мария Фёдоровна известила моего отца о том, что знала о Семёне Моисеевиче, направив ему письмо на адрес его полевой почты. Об этом же писала племянница моего папы, Нюся, эвакуировавшаяся из Киева, но знавшая Марию Фёдоровну, и поддерживавшая с ней связь. Оба письма датированы 1944 годом, когда Киев был уже освобождён. Письмо племянницы, естественно, из эвакуации. А в мае 1945, когда военная часть, где служил мой отец, была переведена из Кёнигсберга (ныне Калининград) в Восточной Пруссии в Киев, мой отец сразу бросился на розыски брата. Однако Валентины Ивановны к этому времени уже не было в живых, она умерла ещё в 1942, а Мария Фёдоровна скончалась буквально за несколько часов до прихода моего папы. Он полагал, что они могли знать ещё что-то о судьбе Семёна Моисеевича. Но с их смертью след был окончательно потерян.

Тогда отец обратился с письмом к Н. С. Хрущёву, тогда секретарю ЦК КПБ (у).

Комунистычна партия бильшовыкив Украины.
Центральный комитэт
Особый сэктор
Кыив, Банкова вулыця 11. Тел. Комутатор ЦК КПБ(у)

Вашого лыста, адрэсованого ЦК КПБ (у) на ымья тов. Хрущова М.С. одэржано и направлэно 24.04.1945 року за номэром Ц-86 на розгляд.

Кыив, миськкому КПБ(у), куда вам слид звэрнутысь за наслидкамы Зав. Бюро лыстив и заяв ЦК КПБ (у)

Подпись

Спустя некоторое время телеграмма сообщала, что "комиссией ЦК КПБ (у), организованной по поиску Фуксмана С.М., ничего не известно".

На этом круг замкнулся. Мой папа пытался установить домашний адрес Наташи (домработницы), но ни дворник, ни управдом, знавшие её, никаких сведений о ней в подворной (домовой) книге не нашли. Уже после ухода моих родителей из жизни, когда была ещё жива моя двоюродная сестра Олечка, я задал ей вопрос, а не могла ли 16-летняя Наташа выдать или предать дядю Сёму. Она ответила, то этого не могло быть, ибо Наташа любила его, и, таким образом, дядя Сёма погиб при неизвестных обстоятельствах.

Как-то, а было это в апреле 1999, столкнулся я на том же радио "Алеф" с бравым 90-летним полковником в отставке, ныне покойным Резником Ильёй Михайловичем. И узнал, что он - один из редакторов 8-митомного издания, которое производилось в Харькове ("Высший комсостав, павший на Великой Отечественной войне"). Так именовалось это издание. Для этого издания были использованы материалы из партархивов России, Украины, фондов США, Канады и других стран. Я ему сказал, что наша семья потеряла на фронтах Великой Отечественной войны 4-х человек. Он замахал руками, что уже поздно, и речь может идти лишь о дополнительном, справочном томе. Я упросил его, ведь выступали то мы вместе, на одном радио. "-Пиши! Год и место рождения.

В каком звании.
Где похоронен (если есть могила).
И привези мне завтра все эти сведения к 10 утра, метро "Полежаевская".

Я отпечатал на машинке все вопросы, сделал такой систематизированный вопросник, и решил методично заполнять его обо всём, что я знаю. А ведь не знал то я ничего. Но что вообще я мог о каждом знать, если никого из моих родных уже не было в живых, и некого было спросить. Когда началась война, мне было лишь три года. И я решил наутро, ему, Илье Михайловичу, позвонить, и всё сказать, как есть. Я позвонил ему по телефону и взмолился.

"-Давай фамилию дядьёв"-решительно и грубовато сказал он.

"-Фуксман, Семён Моисеевич. Год рождения 1898. Место рождения - г. Овруч, Волынской губ. Политкомиссар Киевского особого военного округа, Пропал без вести в ноябре 1941 года.

От неожиданности я уронил трубку. Моя душа ликовала. Да, дядя Сёма погиб, в этом сомнений ни у кого из родных не было, но что имя его есть, не забыто, оно существует, переполнило моё сердце радостью. Но некому сказать, ведь никого в живых то нет, и не с кем поделиться. И у меня сердечный приступ, от буквально обрушившихся на меня положительных эмоций. Я тут же позвонил в отдел госпитализации поликлиники на Можайском валу (номер 1). Они и вызвали "скорую" и получили от Минздрава наряд на госпитализацию меня вновь в РКБ - 2 (республиканскую больницу). И, к счастью, инфаркт не подтвердился. Ко мне зашла целая свита врачей, во главе с необычайно толстым, заведующим кафедрой кардиологии 1-го Московского мединститута. Сравнительно молодой врач - нацмен, узнав об обстоятельствах, причинах моего попадания в реанимацию, зло мне сказал:

"-Удивляюсь, как вы, с вашими нервами, ещё язву себе не заработали!". Конечно, он был прав. Но сердце моё всё равно пылало. Ведь дядя Сёма всё же бесследно не пропал, имя его не забыто, оно живёт, и будет жить…