Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Бард

Когда мне позвонил ё. А. Кувалдин, и предложил прийти в концерт Евгения Бачурина, поклонником которого он является, я принял это со смешанным чувством. С одной стороны, звонок его, Кувалдина, был добрым знаком по отношению ко мне. С другой же стороны, сидеть и слушать исполнителя бардовских песенЕ

Жанр, в общем-то, для меня далёкий, и вовсе чуждый. «Хотя бы поприсутствуете в качестве эксперта» - увещевал меня Кувалдин. И тут я вспомнил меткое и остроумное замечание Сергея Сергеевича Прокофьева, по поводу упрёка ему в том, что он не пишет песен.

«-А у меня другая специальность» - ответил он.

А я, к тому же, в последнее время, не позволял себе ходить даже в концерты БЗК, чтобы послушать сочинения своих коллег, академических, профессиональных композиторов. А тут вот на тебеЕ

Когда услышал я из уст Кувалдина, что концерт будет состоять из 2- х отделений, то и вовсе сник. Как я перенесу, как выдержу, если мне это Ц совсем неинтересно. К тому же человек я Ц крайне нетерпеливый. Однако я не пойти не мог, учитывая сложный, взрывчатый, непредсказуемый характер ёрия Александровича.

А Дом учёных , на Пречистенке, был мне достаточно хорошо знаком по непосредственным контактам с, пожалуй, единственным в мире симфоническим оркестром (скорее струнном), состоящим не из музыкантов Ц профессионалов, а учёных, играющих на скрипке, виолончели, и т. д. А на каких же инструментах учат играть детей в детстве, и, преимущественно, в интеллигентных домах, если не на фортепьяно и на скрипке? А для исполнения этим оркестром музыкальных произведений, где занято и «духовенство», то есть инструменты деревянной и духовой групп, приглашаются музыканты (для разового участия) из профессиональных симфонических оркестров.

я знаю, что в Доме учёных Ц интенсивная концертная жизнь, гораздо более оживлённая теперь, чем в Доме композиторов. И получить возможность выступить на его сценах Ц совсем не просто. И первым делом, когда зашёл в фойе, решил увидеть я концертную афишу. Когда искал, своими близорукими глазами, фамилию Бачурина, «написанную от руки», услышал сзади голос Кувалдина:

«-Вы совсем не туда смотрите, Виталий Миронович». я же в ответ, с долей иронии: «- Как, на такое, даже билеты продают?»

Раздевшись, я поднялся на 2-й этаж, и до начала концерта немного погулял по коридорам Дома учёных, где в каждой зале увидел я старинные и внешне хорошо отреставрированные фортепиано, сплошь с канделябрами. А Дом учёных Ц ведь после капитального ремонта. И должен вам сказать, что все эти клавикорды великолепно вписывались в интерьер этого старинного, 3-хэтажного особняка (бывшей барской усадьбы Ц памятника дворцовой архитектуры 18 века). И я не мог спокойно пройти мимо этих, так называемых «фортепьяно», не «попробовав» их, хотя б из любопытства, да и из-за их внешней импозантности. Конечно ветхая клавиатура, с невероятно дребезжащими, да и, вконец, расстроенными звуками Ц такие же свидетели времени, как и сам особняк. Ну, безусловно, это уже не инструменты, а муляжи, то есть самый настоящий театральный реквизит. Но внешне выглядит всё это, ну просто эстетически красиво.

Итак Ц концерт. я Ц в первом ряду, как и Кувалдин. Концерт начался с представления Бачурина публике сотрудницей культотдела Дома учёных. Затем и сам юбиляр (а был канун его 70-тилетия) в непринуждённой, и подкупающе-истинной манере, немного рассказал о себе, а также и о музыкантах, участвующих вместе с ним, которых он любовно называл «группой поддержки». В неё входили клавишные, аккомпанирующая гитара, и скрипачка (студентка консерватории), чрезвычайно миловидная, игравшая хорошим альтовым звуком, но отнюдь не скрипичным ( последнее зависело не от неё, а от её исполнительской функции в аранжировке). Была она в длинном, чёрном декольтированном платье. Признаться, я с восхищением смотрел на её обнажённые нежные плечики, но слушал, всё-таки, Бачурина. Ну раз писатель Кувалдин так прикипел к Бачурину, то надо, всё-таки, быть повнимательнее. На сцене был седой, но с шевелюрой, но внешне красивый человек, с резко очерченными чертами лица, свидетельствовавшими о решительности характера.

я повторяюсь, но он вёл себя естественно, с достоинством, а, главное, раскованно. я думаю, что он, Бачурин, так уверенно держался на сцене потому, что внутренне ощущал своё право на выступление перед аудиторией. Быть может потому, что ощущал полный контакт с нею.

И так я слушал только музыку, не текст, и не вдавался даже в смысл названий песен. Но это ведь естественно, я Ц музыкант. И, положа руку на сердце, всё остальное меня мало интересовало. Сошлюсь на то, что в октябре я слушал всего лишь по одному действию «Лулу», Альбана Берга, и «Средство Макропулоса», Леоша яначека (в театре «Геликон Ц опера)». Сидел я в ложе, по приглашению самого постановщика, главного режиссёра, Димы Бертмана. Но сцена была от меня далеко, так как ложи Ц на уровне последних рядов зрительного зала. И всё сливалось у меня перед глазами, я ничего не видел (я ж Ц слабовидящий!). А оперы Ц на языке оригинала (немецкий, чешский). я только слушал музыку («Лулу»), с её бесконечными экспрессионистскими взлётами и падениями. И, кстати, очень устал. я бесконечно ёрзал только от полуторачасового 1-го действия. Остальная же часть публики сидела, не шелохнувшись, так как смотрела на сцену, и была целиком занята ну совершенно тривиальными перипетиями заурядного любовного «треугольника». И музыка, наверняка, их ну совсем не интересовала, она была для них лишь фоном. Но это ж были зрители, не слушатели. И я, бесспорно, был ближе к музыкальному театру, чем они, так как я слушал главное, то есть музыку.

Но, думаю, через исполнительские эмоции Бачурина, и благодаря хорошей дикции (а это же так важно при произнесении, вернее при «интонировании» текста в бардовской песне, где и не может быть иначе, по определению), слова текста всё же порою прорывались ко мне. я много ведь писал вокальной музыки, и хорошо знаю, что почти 80 % поэтического текста пропадает во время исполнения у певцов, при весьма неважной дикции, и что хорошая дикция у них отнюдь не частое явление. Ну и, конечно, по смыслу и содержанию, поэтическая основа у Бачурина есть следствие традициям Окуджавы. Да простит меня Булат Шалвович (я лично с ним знаком не был, ну а сравнения здесь просто неуместны), но в текстах Бачурина нет той камерности и слезливости, а, как раз, наоборот. В них, в этих текстах, ощущалась мощь, быть может, скорее, оптимизм поэтического высказывания, то есть тот поэтический поток, душевно близкий человеку, где он, Бачурин, говорит об общем, нежели о частном и индивидуальном. К чести его, барда, он идёт не за слушателем, а заставляет публику его слушать. Но, без желания сознательно быть принятым (хотя б подспудно, подсознательно), не существует по настоящему творческий человек, то есть художник.

Теперь поговорим непосредственно о песне. Не скрою, я слушал её со вниманием, притом не уставал.

А я ведь опасался этого. я редко, вообще, слушаю авторскую песню, но, тем не менее, ссылаясь хотя бы на Высоцкого, могу сказать, что песня у Бачурина (то есть его музыкальный материал), не есть сопровождение, или фон поэтическому тексту, как в случае с другими бардами. Нет, песня у Бачурина, есть песня, и она у него Ц изнутри. Она Ц естественный эмоциональный отклик в виде музыкальной формы поэтического содержания (отнюдь не сопровождение), и, таким образом, не отделима от поэтического текста, А, значит, создавалась она, и выпевалась, одновременно.

В один момент, казалось, похожесть интонаций из песни в песню, налицо, но, по мере вслушивания, мне стало ясно, что это есть проявление в них индивидуальных черт, то есть присущих именно ему, автору. Конечно, здесь нет места взвешиванию, словно на весах, величины музыкальных способностей или таланта. То есть всё это воспринимается у Бачурина вот так, а не иначе, а иначе у него не может быть. Однако не так, как у других, когда мелодия, фактически, присочинена к тексту, или к мелодии присочиняется текст. И, таким образом (я повторяю), у него одно неотделимо от другого, так как рождение в его творческом сознании мелодии и текста, един. И это очень важно, ибо здесь речи не идёт о том, что вот Ц поэт, вот Ц композитор. Совсем иной критерий (источник, я бы сказал). То есть мы наблюдаем органичность музыки и текста, в лучшем понимании этого слова.

Но всё, сказанное выше, как бы из области анатомии. Теперь о самом главном, или, быть может, важном, что выгодно отличает Евгения Бачурина как автора и исполнителя бардовской песни. Ёто Ц присущий ему природный артистизм. Мне даже иногда казалось, а это, по моему мнению, есть плюс, что он исполняет песни других, и даже не свои, настолько исполнительская манера впечатляет.

В любом виде творчества есть установившийся уровень (критерий, если хотите), на который равняются другие. Но в любом виде творчества много значит понятие «чуть Ц чуть». То есть «чуть Ц чуть» - отклонение от существующего уровня, как бы «немного выше». В «чуть-чуть» заложена изюминка, «чуть-чуть», если оно есть, и делает творчество искусством. И, таким образом, «чуть Ц чуть» приподнимает творчество до уровня искусства, подлинного искусства. И это «чуть-чуть» у Евгения Бачурина есть. Оно заложено в его артистизме. «Артист» - таким вот одним словом охарактеризовал бы своё впечатление, в антракте, ё. А. Кувалдину, от слушания Бачурина. И в этом одном, по моему мнению, весьма ёмком слове Ц вся синтетичность дарования Бачурина, его, если хотите, обаяния, и, безусловно, широкого отклика у слушателей.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения