Виталий ЛориновКомпозитор и писатель автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения Кисловодск – ноябрь 2009 Санаторий им. Димитрова. 29.10. Уже в купе поезда №4 (скорый «Кавказ»), перед отправлением. Был очарован внешностью дочери пассажирки, следующей в санаторий им. Лермонтова до Железноводска, с очень простым, совсем не соответствующим её прелестной внешности именем Рая. Рая оказывается уже 45-летняя женщина, ну просто вся в цвету, я бы сказал яркая. Мамаша, полная и низкорослая, была когда-то лимитчицей, то есть приехавшей на работу по набору, и, таким образом, попавшей в Москву по этой вот причине. Рядом с Раечкой был высокий и плотный мужчина, лет около пятидесяти, как полагал я, её муж, и воздержался от дежурного комплимента в её адрес. На самом деле Раечка не замужем, а это – её поклонник, добивающейся её руки. Но он ведь пьющий, как объяснила мне мать Раи, и Раечка не склонна выходить за него замуж. Чтобы не потерять связи с мамой Раи, дал я для Раи все свои мыслимые и немыслимые координаты, хотя я не могу быть конкурентом этому мужчине, и вряд ли Рае будет интересно звонить мне. Однако ночью в поезде всё же грезил о ней. И как всегда мне не везёт с попутчиками. Одно старьё, притом серьёзное. И престарелая пара смеялась, когда в книге о Гиляровском, русского писателя Телешова, было написано, что Гиляровский дожил до преклонного возраста, и умер восьмидесяти двух лет. Я полагаю, что этой паре лет намного больше, коль они иронизировали по этому поводу. _ - Да вы ещё мальчишка, в 71 год – так сказали мне они. А в других купе ехала и молодёжь. Подъезжая к Кисловодску, я помолился о том, чтобы меня встретили. А встретил меня сам пастор евангельской церкви в Кисловодске Сергей Викторович, которого я прежде знал только заочно, так как просил у него когда-то Библию на время моего пребывания на курорте. Но это было, наверное, ещё лет десять тому назад. Сергей Викторович, плотный, коренастый человек, лет около 55. Как только я вышел из вагона, он, стоя прямо против выхода, спросил: « - Лоринов?« Я радостно кивнул. Мы, обменявшись рукопожатиями, пошли к его «Волге». Минут через 15 – 20 я уже был у входа в санаторий. 30.10. Очень скверная организация работы в сан. им. Димитрова. Чтоб подготовить историю болезней для санаторника, и «прописаться», тем более попасть к врачу – нужно потерять целый день. Это же не районная поликлиника, в конце концов. Бюрократия и неумение работать, были ощутимы на каждом шагу. Всё устроено весьма бездарно. За период моих 15 приездов в разные санатории Кисловодск – курорта, ещё не видел такой огромной и неудобной во всех смыслах столовой, почти на 600 посадочных мест. Неужели нельзя было работать раздатчицам посменно? Ну, просто абсурд какой-то кормить такую ораву в один присест, то есть всех сразу. Пища – невкусная, скорее плохо приготовленная. Это констатирую я, человек одинокий, давно забывший о домашней пище, и, не умеющий готовить, несмотря на прожитую жизнь. Ведь хороший портной даже из плохого материала может пошить красивую вещь. Вообще санаторий очень средней руки, действительно для льготников, так как на эту категорию населения просто плюют, точнее внимания не обращают. «Лечащий» врач лишь только распределяет процедуры, прослушать очередного больного, видимо, не успевает, а может и не желает, хотя я знаю, осведомлён, что санаторные врачи не есть врачи, они - для наблюдения, не более. И Зурначёв Виктор Фомич – не исключение. Я был у него лишь один раз, то есть по моём приезде, и более его не видел, так как уже не хотел его больше видеть, ибо с ним не о чём было говорить, хотя он и значился терапевтом. Такие с позволения сказать «врачи» могут быть только в нынешнее, означенное время. В другие времена таковыми быть было бы просто постыдно, даже перед самим собой, а сейчас, оказывается, можно. Вечером сделал укол мильгаммы, так как у меня буквально отваливались руки. Вот где беда, хотя в течение трёх дней со дня приезда мне моё тело, и это удивительно, почти о себе не напоминало, то есть не болело. Поспрашивал некоторых местных, не сохранилась ли знаменитая лестница от, и к санаторию им. Орджоникидзе. Она же была здесь, ну совершено рядом, вверху от санатория им. Димитрова. Мне просто пожимали плечами. Тогда пошёл я сам её искать, а дело было поздним вечером. Ни огонька, и лаяли собаки. Пошёл я в сторону и упал в небольшую лунку. Земля разрытая была вся мокрой, грязной. Испачкал брюки, и немного куртку. На следующий день это место обвязали, вернее, отгородили лентой, так как там рыли небольшую траншею для того, чтобы уложить кабель. 31.10. Когда я вышел после завтрака на воздух, и стал подниматься вверх, то обнаружил, к своему восторгу, и лестницу архитектора Ивана Леонидова, и почти нетронутую временем цементную тропу, ведущую наверх в центральный парк, мимо скальных, окаменевших известняковых углублений, где сохранились ещё выбитые надписи 1949 года, 1952 и 1988. Ну и, конечно, ещё совсем свежие. Ходил я в этот день по тропе дважды, и останавливался на ней, чтобы дышать свежим воздухом. Был, как всегда, у Храма воздуха, который огорожен дощатым, ветхим забором уже который год, а здание, уже почти без крыши, постепенно оседает и, видимо, погибнет совсем. 1.11.Утра, особенно с наступлением осенних холодов, просто перестали мне подчиняться. Встаю я, большей частью, не здоровым, если даже и не ощущаю боли. Но что–то боль уж стала появляться, и, к сожалению, совсем не исчезать ни днём, ни ночью, то есть хроническая боль. Я полагаю, сказывается высота над уровнем моря, которая составляет 850 метров на территории 4-го корпуса, в котором я живу, и 950 метров, когда иду я к Храму воздуха. Когда я наверху, и вскидываю голову, чтобы смотреть в бездонное небо, то меня охватывает столь мне знакомое прежде, по прошлым моим таким счастливым приездам, чувство восторга, то есть то ощущение счастья, когда ты дышишь полной грудью без всякого труда. А ведь в экологических условиях Москвы дышать свободно, в любую пору года, а больше летом – для меня теперь огромная проблема. И это для меня есть угроза моей реальной, то есть физический жизни номер один. Мне не живётся из-за этого, да плюс ортопедические остеохондрозные дела, которые из-за моей гипер чувствительности порой несовместимы с жизнью. В который раз я задаю себе вопрос, а как же может мириться с этим моё сердце, которое, как и любое сердце, не может долго терпеть боль, вернее остро ощущать её. Ведь «всякая болезнь – к сердцу»… Однако погоды в Кисловодске нет уже четвёртый день моего пребывания там. Я говорю в шутку, что «господин Путин украл у Кисловодска солнце». Наличие солнца, чем так красен Кисловодск в любое время года, сейчас отсутствует совсем. Но понемножечку я прихожу в себя, и сразу же иду гулять, вернее всё же подышать. Вечером того же дня увиделся с Валерием Доронкиным, бывшим солистом филармонии, пианистом. Ему идёт уже 69-й, и в филармонии он уж больше не бывает. Играет он очень академично, но всё же чисто и рельефно. Проговорили, наверное, с час, если не больше… 2.11. Чего-то очень кружится голова. Погода заметно ухудшилась, так как появилась влажность. По утрам лают уличные, ничьи собаки, чтобы доказать, или поставить в известность людей, что они есть. Им скучно видимо, что вокруг людей нет, ведь очень рано. А они, эти собаки, просыпаются очень рано, и если одна начинает брехать, то к ней подключаются остальные, и брешут минут 10 – 15 от нечего делать. Они, повторяю, видимо обижаются, что людей нет никого, и им очень скучно. Но когда идёт 10-й или 11-й час утра, вся эта кодла дружно спит на траве и в сквере. Такой у них устав или режим. Вчера, когда я поднимался по тропе, одна из них большая и серая, как мне показалось, с пьяными глазами, подпрыгнула ко мне и лизнула мой ладошку сверху. Констатирую, что я уже больше никогда не смогу жить так, чтобы каждая минута моей жизни была для меня оправдана. Как я уже упоминал, в санатории огромная столовая, почти на 600 посадочных мест. Такого я не видел нигде, равно как и такое большое количество старых и здоровых людей. Каким макаром получают они путёвки? За взятки или за коробочку конфет? В этом я нисколечко не сомневаюсь. А ведь кругом такое количество по-настоящему больных и нуждающихся в санаторном лечении людей… Всё это вызывает, мягко говоря, негодование. Рекорды побивают крупнотоннажное женское бабло, вес которых хотя бы одной из них может уронить вниз лифт, рассчитанный на четырёх человек средней упитанности, или лифт может вовсе не подняться. 3.11. Садился после ужина я в лифт. Посадка была, как при эвакуации. Толпы людей. Столкнулся с очень плотной, ещё не совсем старой, ни низенького роста, балдой, который, как будто специально столкнулся параллельно со мной при входе четвёртым в лифт. Тут я оторопел. Он же был сзади меня, что же он ринулся одновременно со мной. « - Ты что, не видишь? – это адресовалось мне. – Ты же собирался идти на другой лифт, Абрамович!» - спокойно, и как бы в порядке вещей, сказал он До меня дошёл смысл сказанного, но не сразу. Через секунд 15 - 20 я резко отреагировал, а вокруг нас стояли люди, не менее человек пятнадцати. « - Болван!» - сквозь зубы, но резко сказал ему я. «- Я тебе сейчас так врежу, что ты будешь лететь к ельцпутиным!» И, через небольшую паузу, добавил: « - Скотина?». Но он мне ничего не ответил. Кругом зашумели люди, и стали успокаивать меня. « - Не надо тратить нервы! – хотя я очень сомневаюсь, что они слышали то, что сказал так называемый «ветеран Великой Отечественной». Один кавказец мне сказал, что когда ему командир приказывал, и даже несправедливо, то он молчал, так как это было принято по Уставу: «Приказ начальника – закон для подчинённого». Хотя к этому случаю его высказывание не имело никакого отношения, однако я их всех (окружавших меня) благодарил за сочувствие и поддержку. «-А что я такого сказал?» – плаксиво промычал «ветеран». И, как только я поместился в большой грузовой лифт, вдогонку мне последовало уже осмелевшее и вполне для меня понятное (меня то рядом уже не было): «Везде они лезут». 4.11. В санатории есть библиотека, что теперь удивительно. И есть там том сочинений Фаддея Булгарина, современника Пушкина. Я просмотрел две главки описательно – автобиографического романа «Иван Иванович Выжигин» и нахожу, что слога литературного у Булгарина нет, а, значит, нет и стиля, то есть глубоких способностей к литературе, но наблюдательность и некоторый поверхностный психологизм есть, что свидетельствовало о наличии всё-таки художественного глаза. Следовательно, писать, вернее, описывать он виденное, мог. Сегодня в Кисловодске холодно, всего 5 градусов тепла, и почти уже неделю после дня моего приезда, нет солнца, что для города Кисловодска нетипично. Но год на год не приходится. В прошлом году в это время в Кисловодске было ещё почти лето. Массажист Курман сегодня занимался мною. Правда всего пять минут, но успел за это время сделать из меня рубленую котлету. Давно такого эффективного массажа у меня не было, если вообще он был. Возникла ассоциация с массажем на кафедре нервных болезней (март 2008). Был у начмеда санатория, Демьянова А. Я., которому пришлось приврать, так как мой «лечащий» врач Зурначёв, в ответ на мой искренний рассказ о себе, побоялся назначить мне нарзанные ванны. Спрашивается, а для чего я ехал сюда, и преодолевал такой длительный путь, чтоб не получить и этой, элементарной по сути процедуры. Демьянов разрешил, и назначил вначале, для контроля, только три. Но я потом приписывал все остальные (до десяти), исходя из графика работы нарзанных ванн в лечебном корпусе. Я порой забываю, что люди теперь сверх перестраховочны, дрожат за свою шкуру, хотя ведь от нарзанных ванн, от их приёма, ещё никто не умирал. И до конца своего срока более я, и ни к тому, и ни к другому, не приходил. Они мне так были нужны как оборотная, невидимая для земли сторона луны. С волнения насчёт нарзанных ванн более всего надо винить себя, ибо я с «лечащим» врачом был излишне болтлив, и в своей искренней наивности рассказывал о себе то, чего ни в коем разе не следовало говорить. Вот почему для меня и возникло недоразумение насчёт нарзанных ванн. Конечно, это был тот нелепый случай, когда действительно «язык твой - враг мой». 5.11. Когда я выходил от массажиста, то вдруг увидел сидящую на стуле молодую женщину, с очень светлым, приятным, скорее даже аристократическим лицом. У неё был длинный носик, и небольшие, но очень выразительные карие глаза. Она мне улыбалась, и настроение моё резко возросло. Я неравнодушен ни к какой внешней красоте, откуда она бы не исходила. Её просто пленительный облик ассоциировался у меня с дочерью императрицы, во всяком случае, особы определённо царских кровей. Она сама приезжает из Белгорода к Курману, вместе с сыном, и принимает у него массаж уже пятый год. Значит понимает толк в массаже. Белгородочка вообще очень интересная женщина. Зовут её Таня. Оказывается её профессия невропатолог. Значит, она определённо знает толк в массажной процедуре. Встретив её через пару дней в лечебном корпусе, я поинтересовался её возрастом. Она сказала, что ей 36. « - Как!» - изумился я, - «я думал, что вам от 23-х до 27!..» Вчера, по ошибке, автоматически, намазал веки не спиртовым раствором календулы, а меновазином. Боль оказалась нестерпимой. Полчаса под краном холодной воды я промывал свои глаза. Но, главное, что ошибку эту я повторил вновь, спустя два дня, опять же ничего не соображая, и сделав это опять формально, не сознавая, опять же без головы. Чуть не сжёг глаза. Глаза у меня теперь красные. Пошёл сегодня на Кисловодский главный узел связи. А он находится в нижней части Курортного бульвара. И холодища, и вонища. И помолился по дороге, чтоб встретить мне, хотя б случайно, кисловодскую Вику. Она всегда, когда уходила из санатория, стремительно неслась к своему дому, пересекая именно в этом месте Курортный бульвар. Однако Бог меня не услышал. Когда я выходил из своего санаторного корпуса (№4), хотел зайти в другой корпус, «Плазу», который сдан в аренду или выкуплен Израилем для соотечественников, толком не знаю. Просил при входе по пропускам двух молодых рослых вертопрахов позволить мне взглянуть хотя бы на интерьер веранды «Плазы». Я им сказал, что покажу такое удостоверение, какого они никогда не видели в своей жизни (на что они засомневались), то есть членскую книжку с надписью на обложке «Союз композиторов СССР». Минут пять они вертели её и вниз и вверх, и так и ничего не понявши (а откуда им это понимать, это же – дикари), вернули мне назад, при этом произнеся решительно: « - Нет!». Я усмехнулся. Ну что поделаешь, если это – мрак. Это же дети ельцпутиных, а, следовательно, они – не люди, а нелюдь, ну вот и всё. Смотрели они на мой, в прошлом конечно гордость, членский билет СК СССР, который им более никогда, и нигде не увидать, как «бараны на новые ворота», или как «коровы на поезд», что, в общем-то, одно и тоже. Где уж им хоть что-то в этом понимать… Кроме как о еде, питье, дрантье, тряпье, этой здоровой старой санаторной сволочи говорить не о чём. Всё это я слышу, вокруг себя, сидя за обеденным столом. Диву даёшься, сколько человеческого дерьма ездит по путёвкам, в то время как на свете столько по-настоящему больных людей, которых просто необходимо лечить. Но ездят эти суки, не сомневаюсь, по блату, за коробочку конфет, за взятки, подарки, и прочее, прочее… В фойе обеденного зала сидят таких вот двое, давно выживших из ума. «Гутарят»: « - В Кремле сидят одни Михайловичи» (вот непонятно, кого один из них имел ввиду). - «Да это всё одни евреи, приехавшие из Израиля». (Да, весьма тонкое наблюдение, а я об этом и не знал?!). Кстати, не видел я, среди огромного количества отдыхающих, ну ровным счётом ни одного еврея… 6.11. Сегодня тяжёлая, пронизывающе – сырая погода, особенно ощутимая ля для сердечников. 12-тилетняя девочка, дочь горничной Лены, помогает маме в уборке на этаже (она – на школьных каникулах), и просто убийственно хороша. Такая ладная фигурка, ниспадающий на её плечики короткий русый волос невольно заставляет обратить на себя внимание. Горничная, Лена, лет 38 –ми, имеет кавказский облик, но, скорее всего она - смешанного происхождения, которых теперь в этой местности большинство. Мама, вероятно, казачка, папа – местный, карачаевец, а, может быть, какое - либо другой лицо кавказской национальности. Это неважно. Все хорошо говорят по–русски. Мама внешне тоже и даже совсем не плоха.
Под оглушающий свист и рёв динамиков с цветными, рвущими на части живое тело, подсветками – шабаш старых и престарелых гадин на санаторной дискотеке. Недалеко от Центрального узла связи сидела цыганка с ребёночком, просила милостыню, притом, на сильном ветру, маленькая, и очень не красивая. Я подошёл поближе, чтоб увидеть или рассмотреть, не муляж ли у неё в руках вместо ребёнка. Оказалось, что нет, Ребёночек был хорошо укутан в новенькую шубку. Я дал ей милостыню, сказав при этом, что на таком ветру она простудит ребёнка. « - Нужно ребёнка оставлять, а самой идти работать» - с некоторым укором сказал я ей. « - Работы всякой ведь много, и можно больше заработать, а не простуживать ребёнка…» Вначале, когда я подошёл, она пожелала мне здоровья, а потом молчала, когда я ей всё это говорил. Понятно, с укоризной. Вчера с утра верхняя цифра моего артериального давления была 160, затем 140, а вечером уже 110. Я понял, что виновата передозировка. Я принял 20 мг кардикета, потом рассосал под языком целую таблетку неочищенного аспирина, затем принял 1 т. нитроглицерина, да плюс ещё 4 мг престариума. Артериальное давление, таким образом, у меня к вечеру просто «село». Человеческую ораву я просто ненавижу, хотя к человеку в отдельности я отношусь и с искренностью, и с благожелательностью. Но большой массы я просто опасаюсь.
В первые дни я не ориентировался, в какую сторону от лифта идти к своей палате, и легко открыл чужую, 410, вместо 407. Оказывается ключ от 410 легко подходит и к 407. Когда зашёл в 410, то не узнал моей палаты. Но только потом до меня дошло, что виноват вовсе не я, а ключ. Ведь если б он не подходил к 410, то я бы и не зашёл в неё. 11-тилетняя девочка с мамой, отдыхающие ныне в санатории, узнали меня по прошлогоднему совместному пребыванию в санатории «Виктория». Я не только никому не нужен, но и себе тоже… Но надо отдавать себе отчёт в том, что лучше уже не будет. Нужно очень ценить то, что ещё есть, если оно действительно есть. 7.11. Погода «исправляется», и солнце всё чаще и чаще гостит на небосклоне в течения дня (но только до 16.00, так как в предзимье и зимой оно заходит рано). Когда гулял я возле «Храма воздуха», который очень я люблю, вернее, поднялся вверх к нему, то встретил молодого, лет 33-х, высокого мужчину, с открытым, чистым лицом, и даже несколько курносым носом, который тоже гулял вокруг. А был он в тёмно синей открытой спортивной куртке с футболкою внутри. Хотя воздух в это утро был сравнительно холодный, его это не смущало. Лёгкий кавказский акцент выдавал в нём человека всё же местного, но не грузина и не представителя Северного Кавказа. Оказывается он - бакинец, и человек, безмерно любящий Баку, а также скучающий по России, так как живёт теперь в Нью-Йорке, притом уже 8 лет. Но в Кисловодске у него живут родственники, и он с удовольствием приезжает сюда. Осматривая сверху донизу ветхий, еле держащийся ещё «Храм воздуха», он мне сказал, что это помещение было построено ещё в Х1Х веке, и будто бы императрица с дочерьми приезжала сюда чай пить. Так это или не так, но он сказал, что надо это поручить Тельману (Исмаилову, горскому, не то бухарскому еврею, самому богатому человеку на Кавказе), и он быстро это помещение полностью восстановит. Мы с ним медленно шли по направлению к канатной дороге, и он мне рассказал, что отец у него – горский еврей, а мама – русская. Но, тем не менее, он позиционирует себя евреем, и показал мне свой паспорт, где была вложена и фотография любавичского ребе, Менахема - Мендл Шнеерсона. Что он, этот симпатичный и видный парень, в своей жизни руководствуется семью заповедями любавичского ребе. Это было, конечно, поразительно. Он был обижен на московского раввина, когда зашёл он в Хоральную синагогу по ул. Архипова, что тот отказывал ему в еврействе, и предлагал покинуть помещение, ибо по законам Галахи евреем может быть только тот, у которого мать - еврейка. Это, конечно, глупость. Еврей не обязательно должен быть по плоти, он может быть евреем и по вере. А этот видный парень считает себя евреем. И это не только его право, но ещё и происхождение и желание, в отличие от тех или таких, которые могут даже скрывать своё происхождение, то есть своё очевидное еврейство.
Ловлю себя на мысли, что в каком общественном месте бы я ни находился, обязательно найдётся хоть одна сучья сволочь, то есть антисемит. Россия навеки заражена этой бациллой навсегда. Её, этой заразы, ничем не искоренить, даже если на территории России не останется ни одного еврея, что близко к истине. Это – генетическое, её ахиллесова пята. Страна скотов, больших и малых.
Скелет мой с каждым днём стремительно ветшает. Я уже не смогу больше ездить в Кисловодск, тем более в межсезонье. Я становлюсь недееспособным. Альтернативы, к сожалению, нет никакой. Такое узкое, величиной с ладонь, отверстие в пододеяльнике, да ещё сбоку, и чтобы суметь просунуть одеяло в него – просто оторопь берёт. Прошу об этом горничную Лену. У меня не хватает не только физических сил, но и способностей суметь воткнуть в это отверстие одеяло. Разносчица в столовой очень нервничала. У всех столов заказы были не те. Оказывается Мадина (она работает всего несколько дней) забыла проставить в листах заказов номера столов, и сделала это просто формально, позже. Вот почему возникла такая путаница у всех. Есть ужасную капустную запеканку, равно как и все блюда с «участием» капусты – не выношу… Сонечка, дочь горничной, очень славная девочка. Я познакомился с нею. Хотя ребёнок, но уже большой, и она всё чувствует. Показывал ей, а потом её маме, кисловодскую концертную афишу 1994 года, когда была премьера моей 5 симфонии на КМВ. Смотрела мне вослед, стоя у регистратуры, с белым фартуком, как мама, не оглянусь ли я. Ещё бы, оглянулся. 8.11. Солнца становится всё более. Разговор старого со старой, на скамеечке, перед санаторным корпусом. На этой просторной территории всегда воняло бензином, так как, несмотря на запретные знаки, четыре колеса всё равно пёрли в гору, и заезжали на территорию санаторного корпуса. Почему-то у других корпусов так «не пахло», но может быть потому, что расположены они гораздо ниже моего корпуса. Меня всегда, когда я выходил на воздух, эта вонь приводила в неистовство.
- Мне осталось всего четыре дня» - молвил он, старый. - И как, Вы довольны? – заинтересованно спросила она, старая, и, вне всякого сомнения, такая же глупая, как и он. - Знаете, я – человек солдатской закалки, непритязательный, к роскоши не привык. Был сыт обедом, и принимал процедуры. (Притом, перечисление их заняло не менее 2-х минут). Этот «непритязательный» болван, оказывается, принимал все процедуры, которые только возможны и невозможны. Мне и не снилось этого, у меня было всего две процедуры. Но я сознательно ограничил эту дурь. А он сидел в очередях, этот дуб, вместо того, чтобы дышать горным воздухом. О «святая простота»… «Тандем» белочки и сойки просто поразителен. Взаимопонимание полное. Белочка клянчит орешки, семечки, и прочее, и тут же отбегает, и, разрыв листья, прячет съестное в норку. Сойка, очень красивая птица, с ярко синим или голубым боковым оперением, с ветки наблюдает, и как только белка отправляется за очередной порцией съестного, сойка разрывает норку и съедает припрятанное белкой. Процесс бесконечно повторяется. Так мать – природа кормит обеих. Как-то, когда я медленно тащился по тропе вверх, тяжело дыша, белка спрыгнула с сосны, и стремительно побежала по моей куртке вверх.
9.11. Солнце уже каждый день разгуливается, как и положено в Кисловодске. Познакомился с Сонечкой два дня назад. Немного рассказывал ей о своём школьном детстве. Она учится в 6 классе. Личико светлое, с ниспадающей на правое плечико прядкой русых волос. Но в пятницу она не пришла, а сегодня ей уже надо было идти в школу. Несмотря на солнце, мне трудно дышалось утром. Всё же высота 850 метров, и на мне она сказывается. Вышел на уровень 1.000 метров. Воздух необыкновенно чистый, но кислорода явно не хватало. И это естественно, так как – высота. Могущество природы особенно заметно там, где есть горы. Удивляет контингент отдыхающих. Может быть потому, что их много. Но во все прежние приезды я видел в основном людей более или менее интеллигентных, хотя и очень пожилых. Сейчас же, в этом санатории, отдыхает в основном дерьмо и хамы. И оно действительно отдыхает, в то время как я пытаюсь жить осмысленно и выжить, в основном, так как борюсь со своим недугом. Ох уж эти старые, здоровые, отвратительно толстые курвы… Сонечка, на следующий день после моего знакомства с нею, была в другой одежде, то есть в новом красивом платьице, с каким-то большим муляжом браслетом на правой ручке. Ну, просто загляденье. Я понял, это – для меня. Но как-то, с равнодушным видом, пробежала мимо, к большому телевизору в холле, по-видимому, расколоть орешек. Я вышел из палаты, и позвал – «кс, кс..». Она тут же, моментально обернулась в мою сторону. Потом сидела в кресле, в уголке коридора. Я подошёл, и протянул её яблочко. Она дважды отнекивалась, пожимала плечиками, но проходившая старшая медсестра сказала ей: « - Бери, поправишься». Она взяла, а я сказал, что от яблочек не поправляются. Сегодня её уже в санатории нет, так как она с утра – в школе. Закончились школьные каникулы. Как-то я заметил её руку. Как мне показалось, это была не рука девочки, а уже женщины. Но может быть скорее это мои домыслы; хотя, кто знает, ведь они теперь все очень рано взрослеют, и, вдобавок, очень распущены. Она сказала, что занятия в школе – до 12, и в санаторий она будет приходить. Ведь мать работает до 4-х дня. На вид это – ангелочек, но со всё понимающими и плутоватыми глазками. Уверен, она всё уже наверно знает о своём девичестве. 10.11.Наконец в Кисловодске днём уже до 11 – 13 тепла. В столовой санатория, во время ужина, объявляют о всякого рода культурных мероприятиях, главным образом, конечно, самодеятельного свойства, притом, весьма сомнительного качества вообще. И тут женский голос объявляет, что после ужина состоится вечер романса, в котором будут исполняться произведения «западных, и западно - европейских советских (!) композиторов». Вот так номер, а я и не знал, что в Западной Европе живут, оказывается, советские композиторы. Глупость, конечно. Женщина средних лет, совсем небольшого росточка, но кругленькая, то есть склонная к полноте, осетинка, живёт в Беслане. Зовут её Джульетта. У неё часто наворачиваются слёзы на глаза, ей морально очень трудно жить в Беслане, хотя у неё там полно родственников. Я, по приезде, пообедав, подошёл к кабинетному роялю, ещё довоенной марки «Красный октябрь» стоявшему в холле, и поиграл немного музыки. И тут же подсели ко мне четыре женщины, увлечённо слушавшие меня. Но больше всех восхищалась Джульетта. Она никогда не видела живого композитора… Семья у неё, по неведомым для меня, причинам, не получилась, а внебрачные отношения, как она мне сказала, немало меня этим удивив, среди осетинских женщин, не приняты. И это просто поразительно. В связи с этим я вспомнил год 2007, когда лежал в кардиологии на Пироговке. И рядом со мной лежал почти семидесятилетний, полный грузин из Северной Осетии, из г. Владикавказа. Фамилию его я подзабыл, хотя один раз всё-таки звонил ему, уже после больницы, домой. Он говорил мне, хотя жена у него была откуда-то из глубины России, то есть русская, что самые верные жёны на свете – это осетинки. 11.11. Погода уже разгулялась. Вот он, истинный и благословенный для меня Кисловодск. Солнце - почти как летом. Поднимаю в восторге лицо вверх, навстречу льющимся лучам разгоревшегося солнца. В лечебном корпусе я заприметил довольно милую, даже эффектно интересную молодую женщину (вспомнил фильм «Доживём до понедельника», но фамилии молоденькой актрисы я не помнил), с худощавым лицом и круглыми глазами, стройненькую, ярко выраженного кавказского типа. Она торговала в ларьке с женской косметикой. Сел прямо в кресло напротив неё, но она меня не замечала, или не хотела замечать, хотя я смотрел на неё почти в упор. Не выдержав, я подошёл к ларьку, а это вообще-то был не ларёк, а столик со скатертью, где демонстрировались всякие там пасты, кремы по уходу за лицом, телом, руками, и т. д. И я её спросил: - Вы всем улыбаетесь, а мне, почему- то, нет? Она как-то резко мне ответила: « - Да никому я не улыбаюсь, у меня есть, кому улыбаться…» Я, несколько разочарованный, отошёл, и больше не только не рисковал, но даже не желал к ней подходить. Уж очень жёстко она мне ответила, хотя я и не предполагал ничего такого. Когда сижу я за обеденным столом, Джульетта, проходя мимо меня, обязательно поприветствует, или просто подходит и интересуется, как у меня дела. Она мне подарила шерстяную, чёрную накидку – безрукавку, которую я тут же, с благодарностью надел. 12.11. Первые три дня я, по приезде в Кисловодск, как это ни странно с точки зрения акклиматизации и адаптации, чувствовал себя неплохо. Сейчас днём значительно теплее, но что-то происходит в атмосфере, что приводит к некоторому дискомфорту в самочувствии. Ощущаю себя просто больным. Игорь Крутой – это композитор 35-го сорта. А потому, что его «мелодии» - третичны, то есть есть мусор. Отдыхающие санатория – это какое-то сборище уродов, в прямом и переносном смысле. Имел неосторожность заглянуть в палату массажиста без его приглашения. Один из них, по имени Казбек, весьма грубо мне сказал: « - Вас не учили, что нужно стучаться?». По сути он был прав, но по форме… Однако дверей у палат нет, только занавеси. Очень плохое самочувствие с точки зрения моих болей, из-за перепадов погоды. Не так уж я виноват, оказывается, так как другие тоже жалуются на боль. А я ведь всегда привык именно себя винить в этом. Безусловно, уроды, и, безусловно, и в нравственном и в физическом отношении. Я не перестаю удивляться, как я раньше этого не видел. Это – не люди, это – человеческие помои. Охранник, майор ВДВ в отставке, Шаргородский Виталий Дмитриевич, всегда встаёт и отдаёт мне честь, когда меня видит. Он хорошо отличает людей друг от друга. В нашей палате поселился по ошибке регистратуры, но потом ушёл, отдыхающий из Пятигорска. На моей тумбочке я не обнаружил афиши, и некоторых моих документов, которые находились внутри файла. Это тот случай, когда можно будет написать позднее об этом рассказ. 4 ноября был выходной, по случаю надуманного беспутной властью праздника. Люди, по инерции, иной раз поздравляли. А вот 7 ноября, действительно красный день календаря, всенародно любимый прежде праздник, прошёл уж вовсе не замеченным. Слишком теперь безразличны люди ко всему, безропотное и послушное стадо. Но я уверен, эта дата никогда не забудется. Она – подлинная в истории, и рано или поздно, но возродится. Да, санаторные врачи – не врачи, это пустое. Если есть хоть маленькая жалоба, они отвечают, притом всерьёз: « - Обратитесь к своему лечащему врачу». Но это свидетельство того, что данный вид вообще ничего, или почти ничего не знает о том, что и как надо лечить. Они – хуже фельдшеров, по- моему, и укола в мышцу сделать не смогут. Старая песня, но верная: в санаторий должны ехать только здоровые люди, ибо санаторий – уже давно не место для лечения, а просто для развлечения. « - Вы же едете на отдых, в санаторий» - обычная, отнюдь не пустая фраза. В ельцпутинской стране быть нормальным и честным человеком, это – подвиг! Ходил впервые утром погулять, но 4-хколёсная сволочь, как и везде, гадит воздух. Не выдержав это вонищи, пошёл к себе, в свой номер. Погода в ноябре настолько непредсказуема, что мне приходится измерять артериальное давление каждый день, вечером и утром, чтоб регулировать приём лекарств. 13.11.Зашёл я в лифт, где было уже трое женщин, и просто механически нажал я кнопку 4, то есть номер своего этажа. Женщины всплеснули руками, им нужно было ехать вниз. Я вежливо перед ними извинился за то, что не спросил, когда вошёл к ним, на какой этаж они едут. Однако одна из них, лет 32 –х или 33-х лет, набросилась на меня со словами: « - тоже мне пародист – куплетист». Такой вообще-то надо было бы разбить морду в кровь…И не один раз. Это же детище штурмбанфюрера… Ну и народ, какая-то вражья сила. Вообще-то бестолковый санаторий во всём. Капуста доминирует в ежедневном пищевом рационе. Естественно, дешевле её, матушки, нет ничего. Считаю, что пирожки с кислой капустой есть пища для свиней. Пирожки с капустой и гарнир из тушёной капусты - это предел человеческой низости. Есть прекрасная поговорка о том, что человек есть то, что он ест… Перед уходом из своей палаты услышал шум пылесоса напротив. Когда я вышел, то увидел в открытой двери противоположной палаты Сонечку, которая убирала эту палату. Я остановился и сказал ей: « - Умница». Она оглянулась, затем ещё раз, и как-то лукаво или плутовато посмотрела мне вослед. Однако очень серьёзно. Это дало мне повод потом кое что о ней подумать. Но я, конечно, ошибался, так как слишком дал волю своему воображению, которого у меня и так по поводу или без повода всегда в избытке. И я нарисовал картину, которую и изложу в рассказе. Надеюсь, непременно напишу. Для живущих долго, жизнь кажется нескончаемой вечностью. Путинское большинство живёт только по плоти. 14.11.Звоню я каждый день в «Викторию» в надежде, что услышу голос Вики. И два дня назад мне это удалось. Я ей сказал, что не простил бы себе этого, то есть невозможности её услышать и увидеть в этот, очередной мой приезд в Кисловодск. Ведь о моём приезде в Кисловодск, если бы не позвонил ей, она бы и не знала. Она согласилась. Вспоминаю небесной красоты лицо Вики, её причёску, её глаза.
Вечером, после прогулки, сел в грузовой лифт. Набилось человек 15, конечно, дураков и дур, после несносной ежедневной дискотеки, где эта человеческая шваль (от 35 до 40 годов) находит себе отдохновенье. Какая - то б…. вдруг истошно завопила, полагаю от своего телячьего восторга. Я: - Что вы орёте, словно вас насилуют! Га – га – га – га – га – га… Га – га – га - га – га – га (пьяный смех). Га – га – га – га – га – га. Джульетта вечером мне занесла ею приготовленный и бесконечно любимый мною салат из свежих помидоров с огурцом и болгарским перцем. Да вдобавок ещё тяжелейшую бутылку местного, прасковейского коньяка. И белоснежные шерстяные носки, чтобы в холодную погоду я одевал и ходил по своей квартире. Поистине её доброта безмерна. Уехала она из Кисловодска на следующий день рано утром автобусом до Владикавказа, а оттуда – в Беслан. Просила фотографию у меня. Я дал ей лучшую, где снят я на фоне гор, на терренкуре от санатория им. Орджоникидзе по направлению к ореховой роще, примыкающей к нижней туристской тропе. Кстати, гордость Кисловодска, верхняя и нижняя туристские тропы уже не эксплуатируются, так как обвалились, и т. д., и находятся в совсем негодном состоянии. Время и запустение сделали своё. Погибла и косыгинская тропа. На фотографии я сделал следующую надпись: «Жительнице многострадального Беслана, от Лоринова Виталия. 9.11.2009, г. Кисловодск».
15.11. Погоды уже стоят дивные. Днём - до 15 и 18, на солнце просто жарко, как летом, но днями уже обещают дожди. И пойдёт тогда моя естественная акклиматизация к плохой, если не мерзкой вообще погоде в Москве, причина которой – ельцпутинская загазованность. На 1-м этаже лечебного корпуса – торговля всем, кроме, конечно, продуктов. Я отдыхал в кресле, после нарзанной ванны. Напротив, за прилавком, кавказского местного типа молодая женщина с чудесными чёрными круглыми глазами. Я об этом уже упоминал. – Женская косметика» – лучезарно улыбаясь, ответила она. Этой худощавой, черноглазой красоточке, о которой уже писал выше, несколько дней назад, сказал (она спросила меня, что меня интересует): « - Ну, кроме Вас, в вашем отделе, ничего». Сдаётся мне, она меня не поняла. Ну а повторно, дала мне ответ в достаточно резкой форме. Однако я иногда вздрагиваю, вспоминая её. Естественно, из-за её внешней привлекательности. 16.11. Опаснейшая из погод за время моего пребывания. Предательское безветрие плюс мало кислорода из-за естественной высоты. На высоте 850 метров я уже едва держусь на ногах, такая у меня слабость. И сосед у меня очень говорливый, и я, в том числе. И вечерами мы не можем наговориться, и поздно ложимся из-за этого спать. Хотя не спал я ни одной ночи из-за болей, однако никакой усталости ни разу я не чувствовал по утрам, так как воздух здесь дивный, чистый. Это то, из-за чего я гибну в ненавистной теперь по всем человеческим параметрам для меня Москве. После нарзанных ванн я чувствую приятную усталость, скорее некоторую разбитость. А прежде, минут через 15 после приёма ванны, я бежал в горы, и всё тогда мне было нипочём. Но это было прежде, а теперь время уже - против меня. Сходство Солженицына и Сахарова очень обманчиво. Сахаров сделал сам себя, а Солженицына – время и судьба. Первый был абсолютно искренен, второй – скрытно лицемерен. Сопоставление их не верное, не корректное и даже не этичное, принижающее, конечно, личность Сахарова и возвеличивающее Солженицына. Фигуры неравноценные, похожесть очень внешняя, поверхностная и натянутая. Чего-то воет собака. И с каждым разом голосит всё выше и выше, словно «распевается» перед выступлением в клубе санатория, в качестве художественной «самодеятельности», которой так «насыщена» клубная работа в санатории. Забыла про меня уже наверно Сонечка, Джулетта, надеюсь, нет. При моей сумасшедшей влюбчивости Вика остаётся несравнимой ни с кем. Возвращаюсь к 15 ноября. Ведь эта дата – день смерти моей незабвенной мамы, и пошёл уже 31 год, как её нет. И кто переживает свою маму настолько, насколько пережил её я. Трудно даже представить, что я смог прожить столько времени после смерти самого близкого мне человека на свете. Но всё проходит, и нет уже той остроты потери, и, конечно, скорби. Жизнь. Я так и не привык к одиночеству. Но, к сожалению, мне уже никогда иным не быть. В этот день пошёл с соседом по палате на тропу в парк, и удивительно легко дышалось. Мы много прошли, к его и моему изумлению, определённо километров шесть. Вышли на дорогу к «Храму воздуха», а был прекрасный тёплый солнечный день, затем свернули вниз, и я повёл его на Сосновую горку. По серпантину мы спустились вниз к дамскому мостику через бурлящую Ольховку. Оттуда – к нарзанной галерее через Нижний парк. Затем спустились по Курортному бульвару, и повернули возле Узла связи на улицу Желябова, и поднялись по ней к санаторию «Виктория». Ведь это – в гору, но, слава богу, она не была, эта улица, так загазована, как в прежний мой приезд. Оставив соседа подождать, я зашёл в санаторий в надежде увидеть Вику. Конечно, надежды не было никакой, ведь было время дневного полдня, а Вика могла прийти в санаторий лишь к обеду. В холле санатория, кроме дежурного, вообще никого не было. Не было, естественно, и Вики. Но иного я и не ожидал. Тогда я вышел на улицу, и не обнаружил Владимира Васильевича. Видимо он решил меня не ждать, а уйти в санаторий. Я минут 5 – 10 его искал, обводя глазами все окружавшие меня предметы, но, не найдя, решил идти вверх по Желябова, как вдруг, повернувшись, и посмотрев на вход, увидел стремительно летящую ко входу Вику, быстро открывающую двери санатория. Я стал кричать: « - Вика! Вика!». Но она, видимо, не слышала и закрыла за собой дверь. Я побежал ко входу, отчаянно рванул дверь на себя, и тут же бросился к её стойке. Вика, с ослепительно белыми, скорее льняными волосами, стояла, я полагаю, ничего не подозревая, если только она не успела увидеть меня, зовущим её, уткнувшись носиком в какие-то бумаги. Я осторожно тронул рукой её локон, который показался мне мягче голубовато – серого и пушистого хвостика белки. Она резко отпрянула, затем улыбнулась, и стала тут же меня расспрашивать о моих делах. « - Я вспомнила, что вы звонили мне в мае, когда я готовилась к сдаче экзаменационной сессии. Я учусь на юриста». Я, в нескольких словах сказал ей о себе. Она спешила, и я вышел из санатория вместе с ней. «Вика! Вы – голливудская звезда! Какие же дураки вокруг Вас. Знайте, что в Москве у вас живёт самый большой Ваш друг на свете» - суетясь, объяснял ей я. Мне явно не хватало слов, чтоб выразить своё восхищение ею. Я так был счастлив, что её увидел, что день скорби мне показался для меня самым счастливым днём. Я так и думал, что встреча с Викой – послание мне от моей покойной мамы. Вика, конечно, женщина моей мечты. Она – неповторима. Боже мой, Вика, Вика! Это имя и её образ - каждый день в моих мыслях. Я захлёбывался от восторга, говоря с ней. Я хотел взять её за руку, но она отдёрнула её. Было бы наивно думать, что я могу быть или стать «героем» её романа. «-Вика! Ну, хоть какой-то канал связи. Может быть, я буду писать Вам на электронную почту Вашей подруги? Она покачала головой. « - Только, когда у меня будет Интернет, но я же дала Вам номер моего мобильного телефона…». И побежала по лестнице вниз в своих высоких чёрных сапожках. Мне кажется, что перебегая улицу на другую сторону, она едва держалась на высоких шпильках – каблучках. Потом остановилась, и, не глядя в мою сторону, хотя я всё время провожал её глазами, поднялась на пару метров вверх и села, в по- видимому, ожидавшую её машину. Меня это не смутило, и я стал ждать, когда машина тронется. Но машина не двигалась, и я решил больше не смотреть туда, и не проявлять ненужного любопытства по отношению к ней. Я был настолько счастлив встречей, этим внезапным подарком для меня, пусть и столь кратковременным, что остальное меня уже не интересовало. Я весь был во власти своего повышенного настроения, и быстро, несмотря на усталость, стал уходить от санатория. Потом свернул на проспект Ленина, что перпендикуляром взвивается в гору от улицы Желябова, притом, очень крутым. Затем, мимо санатория «Электроника», спустился вниз, встретив какого-то калмыка из Ставрополя, тоже спешившего в мой санаторий. У памятника Дзержинского, по одноименной улице, довольно быстро мы поднимались вверх, через второй корпус, «Плазу», и пришли в наш санаторный корпус. Сосед мотивировал свой уход тем, что решил, что я непременно встречу Вику, и останусь в «Виктории» на некоторое время. Он почти не ошибся, но встреча с Викой была совсем уж мимолётной, хотя я всё же успел ей всё сказать. Вика, конечно же – частичка моей души, самая прекрасная, самая впечатляющая. « - Вика! Я же вам ничего не принёс». - И не надо! - Я даже не в костюме… Я быстро и легко добрался до своего корпуса, несмотря на утомительный подъём вверх, конечно благодаря приподнятому настроению. Народ в санатории, - это преимущественно здоровый, несмотря на старый возраст контингент, но очень недобрый, если не злой, неблагожелательный не великодушный, недружелюбный, а скорее враждебный. Это - выродки, в истинном смысле этого слова. Я их до такой степени не знал, хотя догадывался, так как всегда вёл затворнический образ жизни. Каждым милиметром своего существования и плоти чувствовал, что политический режим в России - антинародный, просто анти человеческий. Наличие у некоторых, так называемых, «участников» войны одинаковых (типовых) орденских колодок – планок, наводит меня на справедливую мысль, что всё это – возмутительная и колоссальная фальшь, с которой надо этой беспринципной власти давно кончать. Эти орденские планки десятками лет продаются просто так, кто купит, без предъявления каких-либо документов. Значит эта «кампания» - элементарная спекуляция. Подлинных участников войны призыва 1941 по 1943 год, и даже по 1944 – давно уж нет. Иначе им было бы теперь за 90. Считаю, что льготы так называемым сегодняшним ветеранам есть элементарный подлог и оскорбление миллионов тех, кто действительно сражался и проливал кровь на фронтах войны за независимость и счастье своей родины, а не сегодняшней России. И они не могли даже помышлять о каком-либо вознаграждении, ибо выполняли свой естественный и патриотический долг гражданина по защите и освобождению своей великой Родины. Диалог с массажистом по имени Курман, высоким, склонным к полноте, 32-х, 33-хлетним мужчиной с волосяным покровом на руках. - Вы можете меня отодрать как сидорову козу? Курман, не чуждый юмора: « - Нет, только женщину!» -Вы бы взяли топор, его тыльную часть, и дали бы мне по позвоночнику. -А у меня есть кулак. В очередной раз я пришёл к нему и спросил (конечно, в шутку), есть ли у него гаечный ключ, или другие сантехнические инструменты. - Зачем? У меня есть ножичек, и я могу выковырять им всё на свете. 17.11. Сегодня такая тихая погода, как на кладбище. Почему пары, то есть мужчина и женщина, когда идут, то часто держат друг друга за руку? Понятно, боятся, что кто–то из них может убежать от другого. А как можно иначе это понимать. Народец елцпутинского разлива портит воздух вокруг. Звонил Васильевой Людмиле Ивановне. Она – уже на пенсии, и нос в филармонию более не кажет. Почему-то такое же отношение к филармонии и у остальных, так сказать ветеранов, Доронкина, Гаврилова. Видимо всё зависит от воцарившейся там на хозяйстве, ещё с десяток лет назад, Светланы Бережной, дочери когда-то достаточно всесильного для себя худрука Бережного – отца?.. Васильева поражалась тому, что я приехал в Кисловодск в очередной раз, будучи почти совершенно уверенной, что я уже не в состоянии ездить из-за своей физической разбитости. Я ей сказал, как бы невзначай, а стоит ли вообще жить. Она ответила мне вполне по-философски: « - Лучше быть, чем не быть». Что-то ворон я в Кисловодске не вижу, но сегодня, когда гулял я во дворе лечебного корпуса, то видел высоко в небе стаи в 1000 ворон, если не больше, которые летели косяком то вперёд, то назад. Мне что-то трудно объяснить это явление. Правда, видел улетающих журавлей. Местные говорят, что это – уже определённо к зиме. В ночь с 17 – го на 18 –е ноября со мной произошло подлинное ЧП. Я проснулся от внезапного удушья, конечно с хрипом, но, главное, что в страшном волнении. Сон – это такая штука, которая может моментально вылететь из головы, что со мною и произошло, так как мне было просто чертовски плохо. Давило сердце, меня тошнило и дышалось плохо. Мелькнула мысль – инфаркт? К тому же состояние моё явилось плодом сильнейших переживаний, которые вполне могли и привести к разрыву сердца. Я тут же вспомнил мою маму, которая, в ночь с 14 - го на 15 ноября 1978 года, заснула и не проснулась. А у изголовья дивана, на котором спала мама, на подоконнике, лежала раскрытая книга, роман К. Симонова «Живые и мёртвые», который мама читала перед сном. Возможно, смерть мамы была вызвана каким-то сильнейшим потрясением, связанным с содержанием книги, и её сердце этого не выдержало. Но об этом никто и никогда не сможет узнать. И, таким образом, такое вот вполне могло произойти со мной. Я сел на кровать и принял, в первую очередь, таблетку нитроглицерина, чтобы унять боль в сердце. Отбросил на минуты попытку тут же встать и ринуться к медсёстрам. Состояние моё при спуске на этаж могло резко ухудшиться. Искал таблетку неочищенного аспирина, которой, когда мне так было нужно, я никак не мог найти, ибо, разжевав её под языком, мог бы моментально разжижать кровь, и ликвидировать опасность коронарного тромбоза. Тогда я принял таблетку Тромбо АСС (аспирин кардиологический пролонгированного действия). Затем нашёл я ампулу вольтарена, и спустя примерно минут пятнадцать после того, как я проснулся, я приоткрыл дверь палаты и двинулся, довольно осторожно, в кабинет медсестёр. Сёстры ещё не спали, или ещё не укладывались спать. Там мне измерили давление, которое было, к счастью, в пределах нормы. Затем мне сделали обезболивающий укол, использовав мой вольтарен. Но я оставался в процедурной ещё примерно около часа, пока опасность, которая мне грозила, окончательно не миновала, и я не удостоверился, что могу идти к себе в палату и пробовать заснуть. Ведь время было около 3-х часов ночи. На следующий день, пытаясь вспомнить, что же мне приснилось в эту, вполне рискованную для меня, прошедшую ночь, до меня дошли какие-то отрывки тяжёлых, разрозненных любовных переживаний, которые я очень близко принял к сердцу. Но более я ничего припомнить не могу… 18.11. Когда я только, только поступил в санаторий, то в это же день увидел огромную ораву больных, и все они – к одному врачу. В обычной жизни я бы просто отказался бы ждать и ушёл бы к чёрту от этого места, наверное, навсегда. Но здесь-то, в санатории, деваться было некуда, так что пришлось смириться, а не возмущаться. Ведь процедуры-то назначает он, лечащий врач. Однако, дождавшись его в 17 часов дня, я подошёл к нему ещё в сёстринской, и попросил разрешения обратиться. Он, поднял на меня голову (Зурначёв Виктор Фомич) и спросил, не очень расположенно: « - Что Вы хотели?» Я его спросил, как можно высидеть в такой вот огромной очереди? На что он мне ответил: « - Но мы же живём в России». Такой же ответ я получил, лет 6 назад, и от начмеда Кардиологической клиники в Кисловодске Л.М. Джоттоевой, которая, назначив мне придти к ней в её кабинет к 10 утра, пришла только в 12 (?!). Я научился наконец-то давать отпор хамству, где это возможно. Притом, я обнаружил, что носители хамства, это, преимущественно, приезжие из Москвы. Оно и понятно, они же территориально ближе ко власть имущим, и могли бы быть действеннее при желании, но эту сволочь устраивает животный образ жизни, который им внушили, поэтому и на периферии, а не только в Москве, они ведут себя так, словно они хозяева всего, хозяева всему, притом везде. Хотя одна из заповедей Христа гласит, что нужно любить ближнего своего как самого себя, но я это понимаю так, что не надо мстить за зло, но ни в коем разе уже не иметь с таким вот дело. Однако я считаю, христианин не должен проходить мимо греха, а препятствовать ему, то есть противостоять всегда, когда это возможно. Но это должен делать каждый честный человек, и независимо от веры, или верования. Измерил артериальное давление в сёстринской, и стал делиться с медсёстрами, что у меня сегодня побаливало в нижней части сердца. Стремительно без стука и разрешения зашла в сёстринскую женщина, не то в парике, не то с оловянно – грязного цвета волосами на голове. Я тут же ей уступил место, и пересел на небольшой диванчик, рядом с ещё одной медсестрой. Когда вот этой женщине стали измерять давление, я замолчал, чтобы не мешать. «130 на 80» - отметила медсестра, отнимая от сидевшей аппарат. « - Что это вообще за давление? – раздражённо отреагировала сидевшая. « - У меня никогда такого не было». (Я отметил про себя, какое у неё хорошее давление). « - Женщина» - отвечала медсестра, « - я вам сказала то, что показал аппарат, чем вы недовольны?» « - У меня никогда не было такого давления!», и выскочила в дверь. Затем вновь забежала, и сказала: « - Запишите мне в мою книжку (санаторно – курортную). Почему вы не записываете в неё?» « - Женщина, чего вы командуете. Запишем вам в книжку, но мы записывает всё равно на своём медицинском листе фамилию и номер палаты». Вновь выскочила и вновь, всё более раздражаясь: « - Что вы тут сидите и байки рассказываете!..» Тут я не выдержал и выкрикнул: « - Ах ты ельцпутинюга проклятая! Вон отсюда! Вон отсюда! (постепенно повышая тон). Скотина!» Та пулей выбежала из медсёстринской. Вышел и я, совершенно взбешенный. Около кабинета сидело несколько человек. Они молчали. Я пошёл по этажу, но, увидев возле лифта скандалистку, отпрянул назад, и поднялся на свой этаж вверх по лестнице. Медсёстры потом мне говорили, что не стоило так нервничать, но я всё правильно сделал. Хотя я никогда не стану героем Викиного романа, но я счастлив тем, что вновь её увидел. Если в Валечку К. я был влюблён только по плоти, то в Вику – и по духу, и, несомненно, и по плоти. Массажисты санатория Курман, Полад, Казбек, Расул – молодые и профессиональные мастера своего дела. Учились в единственном в России Кисловодском массажном колледже (училище) для слабовидящих. Я вспоминаю, что после второго или третьего сеанса массажа у Курмана, я я вышел от него, словно получил нокаут, то есть едва держался на ногах. Когда я захожу к нему, то обязательно с вопросом, нет ли у него соответствующих сантехнических изделий для массажа. Он, в таком же шутливом тоне отвечает, что у него всё есть. Ну а вообще Курман считает, что боли в теле, с точки зрения опорно-двигательного аппарата, есть следствие той синтетической пищи, которую едят в Москве. И это, конечно, очень верно им замечено. В бытовом смысле в санаторном корпусе много досадных недочётов. Крючков для полотенец в ванных комнатах нет, розетки – внизу под кроватями, душ почти не работает, или работает очень и очень скверно, лифты очень маленькие и непрактичные, двери балконов в палатах рассохлись, перехода пешеходного в лечебный корпус нет, и к нему надо идти метров 100 – 150 в гору. И масса всяких прочих мелких неудобств, а мусорная тумба – ну просто анекдот.
Конечно по отношению к Вике я - в столь неравной позиции. Я уже старый, а Вика молода. Но что поделаешь, ведь это – жизнь. Наверно легче было бы Вику забыть, но это для меня так трудно, и вовсе не продуктивно… Санаторный отдыхающие это не контингент, а мурло, в отчаянном количестве. Есть тут один, он постоянно мне тыкает и загораживает проход в медсёстринскую. Я всё-таки протиснулся и сел на стул для измерения артериального давления. - И всё-таки пролез… - Пошёл вон! – отрезал ему я. Я думаю, что надо было, за время моего пребывания в Кисловодске, найти хорошую палку, и бить ею этих, как бешеных собак, чуть что… 19.11. Успел взять ещё в библиотеке комплект свежих журналов «Знамя» (за 2009). Как давно не просматривал я их. «Знамя» стал очень раскованным журналом, и стилистически - гораздо свободным, чем был когда-то. К тому же нет в нём тяжелейших и объёмистых романов, и благодаря обилию рассказов он стал легче и доступнее для восприятия. Печатаются в нём теперь не только профессионалы, но и пишущие люди совсем не литературных профессий. Но я успел лишь посмотреть «Дневник русского читателя» Юрия Карякина. Журналы ввиду моего отъезда пришлось сдать в библиотеку. Обратный путь оказался сложным. Вагон носило из стороны в сторону, состав бесконечно дёргался, да и место моё посадочное помещалось над осями колёс. Уже я «покатился». В Рязани вызывали «скорую». То же сделал я и по возвращении в Москву. Так закончилась моя длинная, утомительная, нудная дорога – обратный путь. Я ездил в этот раз в Кисловодск не отдыхать и не лечиться. Задача моя была предельно проста. Мне нужно было выстоять. Ведь если бы не съездил в этот раз, то уже не поехал бы я больше никогда, ибо уже боюсь поездок, и на этой почве очень паниковал. По этой вот причине я в сентябре смалодушничал, и прекрасную путёвку, рассчитанную на «бархатный» сезон, я сдал. Но счастье, что настоял на выдаче другой. Она оказалась намного хуже прежней, да и время пребывания уже было далеко не лучшее. Однако испытание, стол важное для моей жизни, я выдержал. Перед глазами чистый нежный овал личика Вики. Вика – это кристалл. Вика столь же прекрасна, как и сама жизнь. автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения © Виталий Лоринов. E-mail: lorinov@gmail.com Тел. в Москве 486-80-09 |
