Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Юрате.

В 1982 году я отдыхал в Паланге, всемирно известном литовском курорте, который - на берегу открытого Балтийского моря. Температура воды была значительно холоднее, чем в Юрмале, которая - на берегу Рижского залива, и в Пярну, который - на побережье Пярнусского залива Рижского залива. Хотя был и июль, но всё равно с утра в Паланге были тучи, и чёрные флажки в воде у берега. Это предупреждение о том, что купаться запрещено. Но во второй половине дня светило солнце, и стояла по настоящему летняя погода. Ну а с утра, как правило, накрапывал дождь.

Приехал я в Вильнюс поездом из Москвы, но предварительно звонил известному литовскому композитору, Антанасу Рекашюсу, который попросил Юрате, консультантку Союза композиторов Литвы, бронировать мне место, то есть билет на автобус из Вильнюса в Палангу. В разгар сезона билетов на побережье не достать.

Дорога в Палангу долгая, чуть ли не через всю Литву. В столовой санатория за обеденным столом – 6 человек. Все местные, литовцы, кроме меня, и почему-то все молчали. Я относил это за счёт природной сдержанности их характера. И эту мою мысль мне подтвердила колхозница – литовка, по простоте душевной теплее остальных. И самый говорливый за столом, это был я. Но вскоре на освободившееся место села миниатюрная 50-тилетняя полу казашка – полу русская, учёный секретарь казахской АМН из Алма-Аты. Она мне рассказала, что как то, после моего ухода из-за стола (а я быстро поел), один из мужиков, сидевших напротив неё, сказал ей: «- Вы знаете, почему он такой весёлый?.. Да потому, что он свободный!». В чём заключалась несвобода этого жителя одного из литовских хуторов, я так и не понял. Ведь даже в советское время у него был собственный дом, и две автомашины, и т. д.

А среди отдыхаюших в санатории была 18 – летняя татарочка, из Казахстана, Эвелина. Голубоглазая блондинка. Разве такими мы представляем себе татар! Её родители, татары Крыма, были выселены после войны в Казахстан, и она родилась уже там. Мы с Эвелиной ездили на все экскурсии, и в том числе в Клайпеду, на Куршскую косу. Записаться на последнюю, было весьма непросто. Ведь Куршская коса была тогда пограничной зоной, и нужно было соблюсти некоторые формальности относительно документов. Но мне и Эвелине повезло, и мы попали в число экскурсантов, количество которых всегда было ограничено, в редкую для нас (всего раз в месяц) экскурсию по Куршской косе.

Вначале посетили Клайпеду (до 1944 года - г. Мемель, колыбель прусского милитаризма), где сохранились обломки оперного театра и балкон, с которого выступал Гитлер. Затем паромом из Клайпедского порта - на косу, через Куршский залив, отделяющий косу от материковой Литвы. Коса имеет протяжённость чуть более 100 километров, из которых 53 относятся к Литве, а остальная часть - к Калининградской области. Во всяком случае, до 1982 года была заасфальтирована лишь только литовская часть косы, то есть до границы с РСФСР. Коса – это песчаная полоса, шириной в 3 – 4 километра, на которой произрастают преимущественно сосны, и заселена она лосями. Та сторона косы, которая - к морю, это естественное побережье, а сторона к заливу представляет собой обрывистые берега. И красота неописуемая. Курши, населявшие косу до 1945 года, года разгрома гитлеровской Германии, считали себя немцами. После войны они покинули косу. Куршем был и известный немецкий учёный – физик, Вернер фон Браун, автор различных и многочисленных «фау» (немецких снарядов ракетного характера). В конце войны фон Браун был выкраден английской разведкой, после того, как был разбомблен германский завод по производству «фау» во фьёрдах Норвегии. Гитлер пугал своих противников, что он применит атомную бомбу, до создания которой Германии было далеко. И потому английская разведка провела блестящую военную операцию по ликвидации этого завода на исходе войны.

Проехав по Куршской косе туристическим автобусом три районных центра литовского города Неринги, мы остановились в Ниде, где посетили домик, в котором с 1930 по 1932 годы жил знаменитый немецкий писатель Томас Манн. На деньги нобелевской премии он соорудил там себе жильё.

«Неописуемое своеобразие и очарование этой природы, фантастический мир передвигающихся дюн, населённые лосями сосновые леса и берёзовые рощи между Гаффом и Балтийским морем - всё это произвело на нас такое впечатление, что мы решили здесь устроить себе жильё…» - писал Томас Манн.

Нида – самый южный из 4-х районов Неринги. Теперь этот домик - музей Томаса Манна, в котором ничего из мебели и личных вещей писателя не сохранилось. На 1-м этаже - издания книг Томаса Манна на русском языке и на других языках, а на 2-м - детская библиотека. Томас Манн ушёл из жизни в конце 40 – х. Я с трепетностью переступал порог этого места. Ведь для меня в его лице это было соприкосновение с западно-европейской культурой 20 века, много лет спустя. И в книге посетителей оставил запись: «Мой глубокий поклон памяти великого писателя. Член СК СССР В. Лоринов». В 1948 т году литовский советский писатель Антанас Венцлова был приглашён на юбилей Томаса Манна в Германию, и Томас Манн спросил Венцлову: «- А как там мой домик в Ниде? Сохранился ли?..»

В отличие от побережья Чёрного моря, зноя на Балтике нет. И в этом отличие загара прибалтийского , от черноморского, хотя отдельные дни на Балтике бывают жаркими. Если черноморский загар чёрный, тёмный во всяком случае, то загар Прибалтики – бронзово-красный.

Паланга – небольшой литовский городок-курорт, в котором было считанное количество профсоюзных санаториев, если вообще не два, или три. Есть Дом творчества художников, и смелые, оригинальные для того времени общественные архитектурные постройки. Отдыхающие в Паланге летом отходят ко сну заполночь, так как поздно вечером ещё светло. Солнце заходило лишь около 23 часов. По-видимому, сказывалась близость белых ночей. Толпы гуляющих, бродили вечерами по городу, и заходили в местный костёл, построенный в 1912 году. Это, бесспорно, местная достопримечательность в Паланге с точки зрения архитектуры. Однажды я зашёл в костёл, и увидел там толпу зевак, внимавших стоявшему на возвышении высокому старому человеку. Он был одет в сутану пепельного цвета, с огромным золотистым крестом посередине на груди. И хорошо поставленным голосом, «сотто воче» (по-итальянски), то есть почти шёпотом, он вдохновенно читал выдержки из Евангелия, которое (совсем миниатюрное издание), находилось в его правой руке. Всё говорил по-русски. Я подождал окончания его проповеди и пошёл к служебному входу, однако совсем близко не подошёл. Через несколько минут, я увидел переодетого в костюм, стройного для своих преклонных лет седого человека, который, приоткрыв калитку квадратной, зелёной лужайки, что за костёлом, и направился по плиточной дорожке к находившимся по углам памятникам почивших когда-то прелатов. Он постоял возле постамента каждого из них несколько секунд, и скромно поклонился. Затем он вышел, аккуратно прикрыв калитку за собой, и обратил свой взор на меня. Это был 83-хлетний ксёндз, литовец, отдыхавший в Паланге, и проводивший по вечерам в костёле беседы на религиозные темы. «-Вы меня ждёте?» - удивлённо спросил он.

«-Да» – ответил я. «- Разрешите с вами поговорить».

Он показал рукой вперёд, и мы пошли. Я ему представился как человек неверующий, член творческого союза. Сказал, что мне всё это очень интересно. Тогда он попросил меня проводить его домой. Разговорившись, он спросил меня: «- А как мой русский язык?»

«-Прекрасно!»

«-Ведь я живу в Вильнюсе. Уже на пенсии. И занимаюсь написанием биографий видных литовских, религиозных деятелей».

Он оказался петербуржцем, то есть родился там. Сидел в сталинских лагерях, и зарабатывал себе на хлеб игрой на скрипке.

Я задал ему множество вопросов, касающихся библейских тем. Сказал, что читал Э. Ренана «Зарождение христианства» и «Жизнь Иисуса». На что мне, оживившись, ксёндз ответил?: «- О, я читал Ренана ещё в 20-х годах на французском языке. Но он же отрицал божественную сущность Христа?!»

Я согласился с ним. Действительно Ренан считал Иисуса земным, хотя и необыкновенным человеком, обросшим в окружавшем его народе легендами.

Мы говорили на разные темы, и, в частности, о Льве Толстом, и о его отлучении от церкви.

«-У него была слабая религиозная подготовка»- говорил ксёндз.

«-Восточноевропейская церковь гордится своими, пышными

богослужениями» - продолжал ксёндз, «- но у них служба два раза

раза в неделю, а у нас - каждый день».

Ксёндз также рассказал мне, что к нему приходила девушка из Харькова, которая в Паланге - на практике. Она - выпускница одного из харьковских вузов. «- Она сказала мне, что хочет креститься» - рассмеявшись, продолжал ксёндз. «- Я ей ответил, что согласен…»

Я попросил ксёндза познакомить меня с прелатами местного костёла, и он охотно это сделал. Их было двое. Один из них сидел на стуле, высокий, и был, как говорится «не у дел». Ведь не его день службы. Другой готовился к служению (к выходу к мирянам), то есть собирался проводить очередную литургию. Застёгивая верхнюю пуговицу на сутане, и повернув голову ко мне, на ломаном русском языке спросил?

«-Скажите, вы москвик?..»

Договорились, что я поеду с ними на религиозный праздник, в августе, в Кайшедоррес, расположенный в 80 километрах от Паланги. Там живёт один из 4-х архиепископов Литвы. Он молодой, ему всего лишь 35. и праздник – шествие с его присутствием приобретает особый, то есть широкий размах. Но когда его нет, то всё тускнеет, и проходит менее интересно. В Литве 4 архиепископа (по числу областей). Все архиепископы Литвы отчитываются раз в 4 года перед папой римским в Ватикане. Он принимает их с докладом вместе, и поочерёдно. Служба в костёлах теперь проводится и на родном (литовском) языке, и на латинском. Однако поехать в Кайшедоррес мне не пришлось, так как должен был уже улетать, ибо к этому времени срок моего пребывания в санатории уже заканчивался.

Но, как всегда, отдых я совмещал с посильной творческой работой. В библиотеке санатория, я обнаружил полное собрание сочинений Ярослава Ивашкевича. На русском языке. А первый его том – поэзия. И я внимательно перечитал весь том, и там нашёл я изумительный перевод его стихотворения «Ещё не час последнему сужденью…», который использовал впоследствии для написания одноименного романса…

Гуляя по великолепному, в классическом стиле, парку в центре Паланги, увидел 2-х местных девушек – литовок, сидевших на скамейке, и оживлённо о чём-то щебетавших не, замечая никого. Одна, из них,

по-моему, рыженькая, и очень красивая, приглянулась мне.

«-Разрешите познакомиться»- весело обратился к ним я.

«-А мы не знаем русского языка» - ответила по-русски смазливенькая.

«-Но для объяснения в любви вовсе не нужно знать язык» - всё так же весело возразил я. «- Можно объясняться и жестами…»

Девушки засмеялись. Когда узнал, что миленькую зовут Рома, воскликнул: «- Ариведерчи, Рома!» (по-итальянски).

И приезжал ко мне в санаторий из Вильнюса Антанас Рекашюс, известный литовский композитор. В 1979 году я принимал участие в работе очередного съезда композиторов Литвы. В одном из концертов симфонической музыки я услышал удивительное и очень колоритное произведение Рекашюса – «Метафонию» для скрипки и оркестра. Это яркое и самобытное произведение сыграл с не меньшим блеском литовский скрипач Раймондас Катилюс. А в 1981 мы вместе с Рекашюсом отдыхали в Крыму, в музфондовском корпусе Союза композиторов СССР, и очень подружились, хотя Рекашюс был старше меня на 10 лет.

И на его машине, в тот день, вернее к вечеру, когда он прибыл в санаторий, чтоб повидать меня, мы укатили в неизвестном направлении. В темноте фары высвечивали по дороге бросавшиеся в разные стороны и задыхавшиеся от бега зайцы. Наконец мы прибыли к причудливому 3-хэтажному особняку – дому, утопавшему среди роскошной и обильной растительности. Это был дом – гостиница для приёма гостей, в том числе зарубежных, председателя местного совхоза, 28-летнего Героя социалистического труда Мажейкиса, приятеля Рекашюса. И холодильники, наполненные разнообразной деликатесной снедью, и ящики с шампанским и коньяком, и сауна, отдельные комнаты-номера гостиничного типа, свидетельствовали о том, что этот дом использовался Мажейкисом не только для приёма гостей, но и для собственных увеселений.

Хотя изрядно выпили и наелись (чёрной икры, всевозможных сыров, сырокопчёной колбасы и литовского сала), мы, всё же на ночь там не остались. Я не «выполнил» заказа Рекашюса, то есть не раздобыл, не разыскал для нашей встречи двух отдыхающих девиц. Но таковых и подходящих я, в санатории, не нашёл. И во втором часу ночи Рекашюс возвратил меня назад. С тех пор в Литву, в этот благословенный край, я больше не приезжал.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения