Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Эстония.

В 1982 году я побывал в Эстонии. Дали мне в Музфонде СССР путёвку в санаторий "«Раху" (от Кохтла-ярвинского газового месторождения). Поразила меня, ещё в советское время, когда я ехал автобусом из Таллинна в Пярну, чистота и аккуратность, ухоженность полей, дорог, я бы даже сказал пунктуальность и предупредительность в общении людей между собой. Пярну - старинный город, а в период между 1-й и 2-й мировыми войнами – дешёвый шведский курорт. Расположен он на берегу Пярнусского залива Рижского залива Балтийского моря. Из Швеции на Гавайские острова ведь ехать далеко, а Пярну-рядом, вот потому то и дешёвый. К тому же это – рыбный порт.

Учился у меня когда-то, в Кишинёве, один заочник (на факультете народных инструментов, по классу баяна), Крыскин Алексей Павлович. Было ему тогда уже за 40. Призвали его в ряды Советской армии сразу после окончания войны. Прослужив положенный срок, он уволился в запас. А службу проходил на острове Сааремаа, где и пролегала тогдашняя граница СССР со Швецией и Финляндией. В 80-е годы там дислоцировались наши ракетно-зенитные дивизионы, численность которых доходила до 30.000 человек. Женился Крыскин на местной молодой женщине-эстонке, работавшей на почте в г. Кингисеппе (ныне Курессааре), столице острова. Вместе с Сильвией переехал на жительство в Пярну. Родились у них дочь и сын. Работал Крыскин в местной музыкальной школе. Преподавал баян. Дал мне когда-то он свой домашний адрес. И лишний раз я убедился, что ничего случайного в нашей жизни не бывает. Спустя несколько дней, после приезда в Пярну, решил пройтись по этому адресу. Жил Крыскин на 3-м этаже

4-хэтажного жилого дома. Я позвонил в его дверь. Открыл мне сам Алексей Павлович и застыл на месте. Не мог сразу осознать, что это – я. Лицо моё было ему знакомо, но ведь прошло несколько лет с тех пор, как он закончил вуз, и получил диплом о высшем музыкальном образовании. Но это было в Кишинёве, а в Пярну он видеть меня никак не мог. Но я вернул его к реальности следующими словами: «-Здравствуйте Алексей Павлович!»

«-Здравствуйте!»

«-Дело в том, что вы не досдали мне в Кишинёве несколько зачётов…»

Он замер на месте от неожиданности и удивления, так как принял всё это всерьёз. Несколько секунд молчания, и мне пришлось разрядить обстановку. Я был у него гостем. Он очень обрадовался моему, такому неожиданному приезду в Пярну, в санаторий. И тут же сбегал за водкой. Это был его «конёк». Он и Сильвия сильно пили, и после этого дрались между собой. Словом жили, как кошка с собакой. Его дочь, Анечка Крыскина, училась в Кишинёве, в том же вузе, где учился заочно и отец, но только на актёрском факультете. Была она очень миловидной и рослой девушкой лет 20, с удивительно приятным выражением лица, и почему-то монголоидным разрезом глаз, что придавало её лицу какую то особенную привлекательность и прелесть. К тому же была очень мягкой по характеру. Я, нередко, идя навстречу ей, заглядывался на неё. Она же это замечала, и невольно не могла сдержать улыбки, когда я проходил мимо неё. Конечно она чувствовала, что нравится мне. Но вдруг, внезапно она уехала. И говорили, что взяла она академ. отпуск, и более в Кишинёв она не возвратилась. Я бы, наверное, так никогда и не узнал бы истинной причины её исчезновения, если бы не оказался в Пярну, и не встретился с её отцом, Алексеем Павловичем. В один из дней он попросил меня сходить с ним на кладбище, на её могилку. Оказывается, будучи на студенческой скамье, она забеременела. Притом категорически отказывалась сказать, от кого… Вот по этой-то причине она покинула Кишинёв, и, соответственно, вуз. Однако, будучи не в состоянии перенести случившееся, этот позор, покончила с собой. Успела перед смертью родить Алексею Павловичу внука, которого назвали Артур. В этой, конечно же, неблагополучной семье, это была не единственная трагедия, хотя что могло быть трагичнее её ухода из жизни?! Сын Алексея Павловича уже сидел в тюрьме, по страшному в то время обвинению, то есть соучастию в убийстве. А это означало, что у него был немалый тюремный срок. И внук в этой семье являлся единственной отрадой. Невозможность Крыскина жить под одной крышей с женой (а им, обоим, деваться было некуда), делала их жизнь невыносимой. Пьяные драки и без того осложняли её. К этому добавилось, впоследствии, ещё одно несчастье. Артур подрос, и тоже попал в тюрьму. «Беда никогда не приходит одна», «Пришла беда, открывай ворота»…

Алексей Павлович бесконечно и много пил. Он без конца болтался у пивного ларька с разливным спиртным, который находился вблизи санатория, и я, частенько, видел его едва державшимся на ногах. Уехав из Пярну, я некоторое время поддерживал с ним связь. И он писал мне. Но вскоре связь и вовсе прекратилась. Я знал от моей знакомой, с которой я отдыхал в санатории, что Крыскин жив, так как в мою бытность в Пярну мы с Нелей (с которой в Пярну у меня был курортный роман), бывали в его доме. Неля в следующем сезоне вновь отдыхала в Пярну, и даже останавливалась у него. Затем и её контакты с ним оборвались. Прошло немало времени с тех пор, но помню, что, спустя годы, я ему написал. Ответа не последовало. Я полагаю, что неблагополучная судьба сделала своё дело, и его давно уже нет в живых, ибо в ответах своих ко мне он, по-армейски, всегда был очень пунктуален. А более, в Эстонию, я уже никогда не ездил. И всё это, теперь, далёкое воспоминание. Правда в Молдавии, в Кишинёве, жил его старший брат, с которым он вообще то мало общался. И его брат был тоже баянистом, работал на кафедре народных инструментов в моём же вузе. Но он вскоре умер после моего приезда из Прибалтики.

В самом Пярну – хорошая водолечебница, где принимал я хвойные ванны. Главврач водолечебницы мне говорил, что хорошо знал Андрюшу Менакера (Андрея Миронова), а также его отца и мать, известных и популярных тогда советских артистов эстрады Марию Миронову и Александра Менакера. По очень аккуратной и живописной улице Тамсааре, в доме № 17, всегда отдыхали, притом почти в каждом летнем сезоне, Ойстрахи (Давид Фёдорович с семьёй). Об этом мне рассказала русская женщина-филолог из Тартусского университета, снимавшая комнату в этом доме. На обратном пути из Пярну в Таллинн, я познакомился в автобусе с 80-летней женщиной, ленинградкой, Гелль-Ковалевской, ещё работавшей в Ленинградском институте прикладной физики (где вела занятия со студентами). Она мне рассказала, что училась в Геттингенском университете в Германии ещё в 1938 году, то есть в канун 2-й мировой воны, и знала лично Альберта Эйнштейна. То есть в то время, когда училась, там и работала целая плеяда выдающихся мировых учёных, так много сделавших, впоследствии, для расщепления атомного ядра и создания атомной бомбы, и составивших славу ядерной физики.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения