Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Рыжик.

Я никогда не писал о животных, и если я решился это сделать, то только в плане высвечивания человеческих отношений. Да и особой любви у меня к животным нет, ну разве только к котам, вернее к кошачьей породе, как очень мирной и ласковой. Собак, традиционно, не люблю, и беспрестанно повторяю, что собака – лакейское животное, и сострадание к ней, ну разве что к беззащитным и голодным, нет.

Конец 70-х, Живя в Кишиневе, встречался я с Валей Бармак. Училась она заочно. Соседствовала с очень тяжёлой, по характеру, мамашей, прижившей её, Валю, ещё в далёком 1940, от какого-то солдата на постое. Была у неё отличная фигурка, и не менее красивые ноги. Жили они, первоначально (до получения ими хорошей 2-х комнатной квартиры на Баюканах) в центре города, по улице Армянской, в двух маленьких комнатёнках обыкновенной мазанки. Я часто приходил к ним, и как-то, когда собрался уходить, и Валя решила проводить меня к автобусу, за нами увязался совсем маленький котёнок, родившийся на дворовой помойке, явно помойного цвета. Он был рыженький, но, правда, с белой манишкой, и белыми запястьями на лапках. Бежал он сзади за нами два квартальчика, пока Валюша не взяла его на руки. А он полез на шею к ней. Да тут и подошёл автобус. Как только я зашёл, Валя котёнка мне - прямо в руки. Я опешил, прижал его к груди, а он вцепился в меня от страха. «Вот незадача» - подумал я. Ну не выброшу же я его, тем более по дороге. Приеду, и предложу соседям, где маленькие дети есть. Ведь симпатичный и игривый всё-таки котёнок. Но пуще всего боялся, что б не описал он меня по пути. Приехав, я опустил его на пол моей кухни. А он мяукает, и, в беспокойстве, стал тыкаться по углам. Вдруг он нашёл какую-то коробочку, валявшуюся на полу, и там оправился. «Ну раз он такой интеллигентный, то подержу пока его у себя» - решил я, «ну а потом и видно будет». Но вот никто то из соседей его не хотел брать, дворовых то котов полно. Это же город Кишинёв, и южный, местечковый.

А Валя прозвала котёнка Рыжиком. Огромные глазища, и как оказалось, тигриный цвет. Конечно же, простых кровей, но вот прижился у меня и обитал на кухне. В жилую комнату его я не пускал, кормил же, чем попало, да, впрочем, тем, что сам ел. И он усвоил мои привычки, жизнь одинокого, холостяка. Он постоянно ожидал моего прихода у двери, а вечерами сидел я за столом, а Рыжик – на столе. Смотрел я телевизор усталыми и сонными глазами, затем кунял, конечно, и невольно опускал свою голову на его, Рыжика, тёплый круп. А Рыжик – на столе, и около, на уровне моей груди. Когда мой лоб, иль щёки, касались его спинки, то он мурлыкал от удовольствия.

Но обнаружился у Рыжика лишай. И Валя, взяв мою сумку из под овощей, и поместив Рыжика туда, поехала в ветеринарную лечебницу. Мне, почему-то, было стыдно ехать туда, и я ожидал её возвращения. Вернувшись из ветеринарки, Валя рассказала, что Рыжика хотят оставить там, и умертвить, как заразное животное. Когда она вновь поехала, тогда и я уже с ней. Ветеринар же пригрозил нам штрафом в 25 рублей, если мы не подчинимся, и кота не отдадим. Но мы котёнка не оставили, хотя ветеринар наш адрес записал. Но Валя, как бывшая медсестра, остригла котёнку это место, купила мазь, и делала ему компрессики. И самое удивительное, что животинка не противилась, как будто чувствовала, что ей хотят добра.

Прошло, без малого, недели три. На месте лишая появилась свежая и чистая, светло коричневая шёрстка спасённого котёнка.

А Рыжик, безусловно, был кот мирного нрава, что само по себе уже «составляет полздоровья» (по выражению Ярослава Гашека). Кот быстро стал взрослеть, и становился половозрелым. Он жалобно мяукал, сидя у двери, то есть инстинктивно просился на улицу. А жил я на 4-м этаже 9-тиэтажного блочного дома. И как-то выскочил мой Рыжик на лестничную клетку, но вот дороги к моей двери назад не знал, так как оказался он этажом ниже, и явно был в растерянности. Но ведь его я никуда не выпускал, к тому же он боялся высоты. Но в феврале он юркнул в дверь балкона, и, сидя на холодном бетонном покрытии, свою мочеполовую систему простудил. И тут я обнаружил, что Рыжик внезапно потерял свою активность, сидел на одном месте, а если двигался, то постоянно следил. Я сразу стал звонить Валентине, и тут же припугнул её, что Рыжик умирает (конечно, не без умысла). И Валя тут же, ко мне приехала, и сразу мы помчались в ветеринарную лечебницу.

«-Да заберите вы его! Фу, у него цистит» - воскликнул врач.

Но, повторяю, Валя в прошлом ведь медсестра. А мази, микстуры, в советское время стоили копейки. И Валя сделала Рыжику всего один укол (вместо предписанных врачом двенадцати), и после этого, единственного, он сразу же поправился. Да много ль нужно животине ?! А Рыжик и укол стерпел, не сопротивляясь. Действительно, кошачья натура по характеру у него была отличная. Но, всё же, воспользовавшись случаем, я стал мистифицировать перед Валей, что с Рыжиком мне будет трудно, так как он вновь может заболеть. Хотя, признаться, Рыжик тогда во многом купировал моё одиночество. Мне стыдно признаваться, но когда ушла из жизни моя мама, и папа остался один (но, правда, в городе, где папа, жил мой родной брат Мика), я не подумал остаться с отцом. Ведь возвращение в отчий дом, когда на свете уже не стало моей мамы, было для меня немыслимым. И я спешил уехать в Кишинёв, так как в моей квартире жил живой кот. И если бы не это обстоятельство, то я острее бы почувствовал боль и состояние моего отца. Но, в общем, дело, конечно, было не в этом. Покойный Лобель (композитор) привёл такие доводы против моего возвращения, с которыми было трудно не согласиться, и по приезде к папе, под Новый год, и рассказав ему. И папа прошептал: «конечно Лобель прав». Так мог сказать лишь только любящий отец. Он не хотел пожертвовать моим благополучием ради спасения себя. А я тогда всё это слабо понимал. Испытывая, в какой то степени угрызения совести, считал, что не последним обстоятельством (причиной) в моём недопонимании судьбы внезапно и трагически осиротевшего отца, было живое существо, живущее у меня, к которому, естественно, я привык. Ведь оно спасало меня от одиночества. Но Валя, к счастью, всё же забрала кота, хотя у неё в квартире были кошки, а главное, сиамка с котятами. Сиамки ведь по своему нраву очень злые и независимые, поэтому Валя поместила Рыжика совсем отдельно, в другой комнате. Но, поразительно, красавец Рыжик (а он ведь вырос в крупного кота) пришёлся по душе сиамке, и родились ещё котята. Они, как и сиамка, съедая всё своё, шли затем к Рыжику поесть, что у него. И Рыжик уступал, как настоящий и заботливый кошачий отец, вылизывая потом своих котят. Когда Валя выводила на улицу, во двор, семейство сиамки, то вместе с ними шёл и Рыжик, охраняя своё потомство. Когда звонил я Вале по телефону, она часто звала Рыжика такими словами: «- Ой, Рыжик, иди сюда, дедушка звонит». И я, смеясь, не один раз спрашивал её : «- Ну почему же я дедушка?»

«- Ну как же, ты же для Рыжика был отцом, а его детки – твои внуки».

Все говорят о верности собак, и, наоборот, о кошачей непоследовательности, мягко говоря, отождествляя с женской. Так вот в мой первый летний сезон с ним, оставил я кота в моей квартире одного. Но, правда, уезжая в отпуск, я попросил ныне покойного двоюродного брата и его жену присмотреть за ним и подкормить кота, на время моего отсутствия. А Рыжика оставил жить на кухне, с открытым окном, выходившим на балкон, а было лето. И они это ежедневно делали, заходя к Рыжику, на несколько минут, что бы оставить ему еду. За безопасность кота я не опасался, так как знал, что кот боится высоты. И я уехал на целых 40 дней, в полном спокойствии за него. Я преподавал в вузе, и летний отпуск у меня был традиционно большой.

В конце моего отпуска я позвонил двоюродному брату. В ответ жена двоюродного брата мне сказала, что б я быстрее появился, так как мой кот может сойти с ума. Она не рассказала мне подробностей, и на меня, признаюсь, это известие особого впечатления не произвело.

А произошло то следующее. Спустя несколько дней, после моего отлёта из города, кот перестал есть, так как загрустил, и заскучал. Ведь это же живое существо, и, как и человек нуждается в общении. К тому же Рыжик, я повторяюсь, боялся высоты, и, несмотря на оставленный мною открытым балкон, не мог никуда выйти. Ведь это был домашний, а не дикий (уличный ) кот. Да нет, с ума сойти, конечно, он не мог, но вот погибнуть от не приёма пищи столь длительное время, вполне. Он не притрагивался к еде на протяжении почти всего времени моего отсутствия.

Когда зашёл в свою квартиру, увидел отощавшего кота, с полубезумными глазищами от тоски. Да, Рыжик сразу и не узнал меня. Но, к счастью, всё обошлось, и кот вернулся к нормальной жизни. И, слава Богу, что Валя забрала его, и надо мной перестало довлеть то обстоятельство, что у меня в квартире – живое существо, которое нуждается в уходе. Вот вам пример – повествование насчёт кота, опровергающее сложившийся стереотип (относительно кошачьей неверности). Коту еду то приносили, а он не ел. А потому, что рядом не было меня, то есть того, к кому был он привязан…

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения