Виталий Лоринов

Композитор и писатель

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения

Рассказ.

Когда произошёл исторический 20 сьезд Коммунистической партии Советского Союза, на котором Хрущёв развенчал культ личности Сталина, мне было неполных 18 лет. Это известие, которое не сразу стало достоянием широкой общественности, а вначале доводилось только до сведения партийных активов, как в центре, так и на местах, всё же тайно или явно, но облетело всех. Это был словно гром среди ясного неба, среди незыблемых, казалось, представлоений большинства советских людей. В городе Днепропетровске, ночью, был разрушен постамент с бюстом Сталина, притом в самом центре города, в парке имени Горького. Не просто был разрушен, а разнесён буквально на куски. Ведь памятники «вождю всех народов» стояли во всех присутственных местах, а их, в количественном отношении, то есть живому вождю, было намного больше, чем памятников Ленину. На всех же памятниках был изваян бюст генералиссимуса в орденах. Затем, в одночасье, были снесены все бюсты везде.

Всем, кто выжил в сталинских лагерях и вышел не «поселение», было разрешено вернуться в большие города, в места их прежнего проживания, в том числе в Москву и Ленинград. Одним из таких «ссыльнопоселенцев» был друг моего отца, член ВКП (б) с 1916 года, Роман Нюрин. Был он в 1928 году внештатным корреспондентом газеты «Правда». Затем работал в Управлении железной дороги. А в предвоенные годы был заведующим отделом культуры Днепропетровского горисполкома. За то, что по каким то причинам, не обеспечил билетами на концерт некоего следователя Миронова, он «загремел» в 1938 году на Колыму. Жена, как было принято, отказалась от него как от «врага народа». (Дочь и жена погибли в Днепропетровске во время фашистской оккупации).

Когда увидел я Романа Лазаревича впервые, то это был высокий, крепко сбитый мужчина, с огромной львиной гривой уже давно поблекших от седины, и, так казалось, грязносерых волос. Он отсидел 18 лет, затем вышел на поселение в Воркуту, так как был «поражён в правах», согласно обвинению. А выживал за счёт того, что проектировал он всевозможные диспетчерские для функционирования железных дорог, да и учил Шекспира наизусть. И поразительно, что после стольких лет заключения, это был не только не озлобившийся на жизнь человек, а убеждённый в правоте коммунистических идей, ну просто с пламенной и несгибаемой душой. С позиции сегодняшнего дня я бы сказал, что это был идейный большевик. Он, безусловно, не был исключением. Коммунистические идеи всегда были традиционно сильны в русском народе. На поселении он встретил простую русскую женщину из Архангельской области, по-моему, учительницу, во всём разделявшую его взгляды, которая и стала его спутницей жизни. У них родилась дочь. Он показал моему папе фотографии тех, кто сидел вместе, с ним, и не доживших до окончания лагерного тюремного срока. С фотографий смотрели одухотворённые лица.

Было правительственное указание беспрепятственного прохода восстаногвленных в партии большевиков к 1-м секретарям обкомов, по любому, интересующему их вопросу. Однако Нюрину в Днепропетровске жить не нравилось. Он остро ощущал отголоски борьбы с космополитизмом, антисемитизм и шовинизм, и прочие «атрибуты» сталинского и постсталинского времени. Уехал Нюрин в г. Брянск, где стал заместителем главного редактора известной орденоносной газеты «Брянский рабочий».

Отрывок из письма к моим родителям:

«19 августа 1958 г.

«Дорогие Мирон Моисеевич и Анна Павловна!

К сожалению, мы не могли с вами попрощаться и поговорить – вас не было в Днепропетровске, а мы были заняты сборами и переездами. В понедельник 4 августа мы отправили свои вещи контейнерами, и в ту же ночь покинули Днепропетровск, чтобы никогда в него не возвращаться. Своим переездом мы очень довольны, думаем, что нам будет лучше.

Обосновались мы в Брянске в чудесном районе, полном зелени, и благоустроенном, и в полном смысле в центре…»

«23 января 1959 г.

Дорогой Мирон Моисеевич, привет вам, и всем, кто нас помнит. Мы, очень тронуты вашим вниманием.

Я вам как то писал о Лесаже, но потом «Жиль Бласа» я достал, нет у меня «Хромого беса». Жду Шолом – Алейхема. Книги я сейчас приобретаю только по особому выбору – нет места. Правда, сделал я ещё один шкафчик (6 полок) для Ленина и «Библиотеки приключений».

Я из каталога выписал себе, что надо, что ещё будет – например «Житие Аввакума», новеллы Т. Гарди, Миксата «Странный брак», Гонкуров и т. д. Из того, что уже было и что я потерял, пока, безнадёжно: Коллинза «Женщина в белом» (здесь её было много, но тогда меня не было), и «Морской орёл» Олдриджа.

Бог с ними?! Да вот нет у меня 8 тома Золя, который был по подписке «Огонька». Так у меня и некомплектно. Но, может быть, в Москве достану.

Ещё раз горячий привет и лучшие пожелания!

Ваш Нюрин».

В начале 60-х Нюрин умер, и похоронен был, по его завещанию, как старый большевик, в Москве.

Но каковы бы ни были последствия развенчания культа личности Сталина, разочарование в идеях социализма всё же не коснулось рядовых членов партии, которых было тогда множество. Ведь основной костяк вступил в партию ещё в годы Великой отечественной войны. И идеалы, в какой бы степени они не реализовывались на местах, существовали. У моего приятеля, композитора-песенника Александра Сокирянского, на Украине, в Черкассах, жила двоюродная сестра, женщина лет 37, с не сложившейся личной жизнью. Несчастная и несчастливая, работавшая в промтоварном магазине, и, вдобавок, проворовавшаяся. Отец её был простым мастеровым человеком, но старым членом партии, то есть вступившим в партию ещё в предвоенные годы. Он был старым, больным и одиноким, к тому же малообразованным, и единственной его опорой была эта, единственная его дочь. И он решил поехать со своей бедой в Киев, к Председателю Президиума Верховного Совета Украины (работавшего прежде 1-м секретарём Днепропетровского Обкома партии), просить о помиловании его дочери. Да, приняли его сразу, без обиняков, как человека с большим партийным стажем. Когда зашёл, то тут же, ничего не говоря, плюхнулся на колени перед главой всея Украины, и собрался слёзно просить. Тот подошёл, и, не дав ему рта раскрыть, решительно и с укоризной сказал:

«-Как тебе не стыдно! Встань с колен! Ты – старый член партии, проливавший свою кровь за народное дело. Помилуем мы твою дочь, помилуем! Не смей больше так себя вести!».

Это были 60-е годы, а вначале 80-х я заходил, будучи в санатории "Переделкино" в Дом ветеранов партии (тогда он ещё существовал). Там находились одинокие старые большевики с периферии, члены партии с 1918 по 1923 год. Председатель их парткома (а каждую неделю у них проходили открытые партсобрания), 85-летний человек, мне рассказал, что они направили в адрес 18 партконференции в Москву телеграмму от Дома ветеранов. И были обижены тем, что Горбачёв не предусмотрел, или не подумал о представительстве от них, хотя большинство обитателей Дома ветеранов давно и навсегда были прикованы к постели. Ужасно одиноко выглядели таблички на уже давно заброшенном кладбище старых большевиков, и могильные камни с надписями-инициалами умерших в этом Доме людей. Там были захоронены члены партии ещё с 1898, 1910, 1912, не говоря уже о 1921 по 1925 годы. Вряд ли это, никому не нужное, забытое, и преданное историей кладбище (клочок земли) вообще теперь существует – символ печального итога трагической истории страны в 20 столетии. Ну а Дома ветеранов партии уже нет и в помине. Вот сдашь свою отдельную квартиру государству (уже давно так было), и получишь там комнату гостиничного типа, и, я полагаю, с полным уходом. Но это ведь давно уже Москва, и, думаю, попасть в эту обитель, превратившуюся в Дом престарелых, теперь совсем непросто, если вообще возможно. Ну а история бывшего Дома ветеранов партии навсегда ушла в прошлое. Наверное, вряд ли теперь об этом уже кто-то помнит…

Хотя построен он был с размахом. Вся инфраструктура нормального человеческого быта там была. Большая территория и сквер. Перед главным корпусом, на деньги ветеранов партии, был сооружён из чёрного мрамора и воздвигнут постамент Ленину более, чем в человеческий рост, с высоко вытянутой вперёд правой рукой. И этот грандиозный памятник ещё стоит, но сомневаюсь, чтобы кто-то теперь связывал его с историей Дома ветеранов... Всё неминуемо уходит. И прошлое Дома ветеранов большевистской партии кануло навсегда. Как всякое историческое явление, оно пережило себя. Ведь «всё, в конечном счёте, превращается в прах» - слова известного французского социалиста, Миттерана.

автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения