Виталий ЛориновКомпозитор и писатель автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения По стезе жизни. (Часть 11) "Мудрость" народа: "Что нельзя купить за деньги, то можно купить за большие деньги". Очень расхожее и ироничное выражение: "Дело не в деньгах, а в их количестве". Деньги, деньги и деньги, вот где беда. И это повелось с началом отсчёта бездарного в истории России времени, с 1991 года. Не прикасайтесь к тому, кто живёт по другим правилам, иначе вас ждёт разрушение (Эль Тат, Лекарство для души). (Но тогда человек станет таким же одиноким во всём, как я. Это же несчастье. - В.Л.) 10.05.Очень тяжёлое и нехорошее у меня утро. Оно - не для жизни, хотя утренняя майская свежесть неповторима. 1.Лицо человека соответствует его мыслям…Наша старость соответствует тому, как мы прожили молодость. Глядя на лицо пожилого человека, мы можем рассказать всю его судьбу, потому что мысли, с которыми он жил, отпечатались в складках его лица. 2.Если мы неряшливы дома - неряшливы и на работе, в делах. Если беспорядок в нашей одежде - беспорядок и в мыслях. Поэтому человек легко предсказуем. (Эль Тат, Лекарство для души). Последнее утверждение и вовсе не бесспорно. Если человек неряшлив в одежде, то это вовсе не означает, что в мыслях он такой же. Это неправда. Неряшливость в одежде не есть следствие спутанности мыслей, и наоборот. С этим утверждением можно и нужно очень спорить. Жизнь так устроена (и я давно это заметил), что после спада (в работе, делах, настроении), как правило, наступает подъём. Однако обратный процесс так же всегда неизбежен. Сейчас позвонил единственный родной для меня человек, это племянник, сын моего покойного родного брата, Лоринова Михаила Мироновича. Борик сразу всё поставил на своё место, ответив мне коротко, но очень оптимистично: - Ты думаешь проблемы только у тебя? У всех, у каждого свои проблемы. 1.Весна - время трав. Даже хищные животные поедают травы и отказываются от мяса. 2.Человек, искренне желающий найти своё место в мире, всегда его находит. (Ну, с этим утверждением тоже можно не соглашаться. Это - большой вопрос. Нужны порой просто недюжинные усилия, и дело даже часто не в них. А дело скорее - в окружающем тебя мире. Не все усилия годны, не все возможны. - В.Л.). 3. Но вот пришёл момент лёгкого недомогания. Отвлечёмся. Почитаем, выпьем чая из трав, сходим в гости, погуляем на природе. "Зависнем". Вспомним, как хорошо мы чувствовали себя вчера, и наутро проснёмся в бодром состоянии. (Я это понимаю так, что падать духом не надо. Конечно, это легко сказать, ведь всё зависит от глубины твоего плохого настроения, от глубины падения, и очень трудно порою выходить из него. Вот я один, совсем один на белом свете. И очень не здоров физически. Нужны порой немалые волевые усилия, чтоб побеждать отчаяние.- В.Л.). 4.Когда в твоей жизни есть любовь, кровь быстро течёт по сосудам, разгоняя застойные явления, провоцирующие болезни. Ты забываешь о недугах, и они уходят, ты способен творить, созидать, тебе хочется взлететь и парить, дарить свою радость миру. (Ну что касается до созидания и парения, так это возможно только в том случае, если твоя любовь нужна кому-то. А если же "голы только в одни ворота", то есть любовь без взаимности, то относительно желания работать, можно помолчать. Сколько, когда б я не влюблялся, любовь очень мешала мне работать. Другое дело, что энергия от любви не пропадала даром, а как бы становилась источником творчества. И это - стоящее дело. - В. Л.). 5.Когда мы сознаём причины происходящего, мы способны сами строить свою судьбу. 6. Мы всего лишь ученики в этой жизни. До глубокой старости. Поэтому так скромны истинные мудрецы. 7.Развитие наше бесконечно, познание бесконечно, как бесконечен мир. 8.Благословенны трудности, ибо мы растём! (Николай Рерих). 9. Чтобы деятельное отношение к жизни проявлялось в достаточной степени, не обязательно должна быть кипучая социальная активность, или защита диссертации. Гораздо важнее постоянный труд души. 10. Не можешь быть расточителен, хотя бы не будь скуп. Скупость - наибольший враг любви. Если ты нищ, не скупись на время, на обещания, иди на безумства и, главное, заставь свою подругу смеяться. Скука - это червь, который гложет любовь. (Жоффрей де Пейрак - один из главных героев романа А. и С. Голон). 11. Пока хоть одна клеточка в вас желает удовольствия от родства душ, вы не утратили своего божественного начала. (Эль Тат, Лекарство для души). Борик обещал поставить мне кондиционер, при помощи своих приятелей в Москве. Посмотрим, выполнит ли? Он многое мне обещал… 12. Наш обычный энергетический режим должен выглядеть как смена периодов расслабленности и напряжения, причём напряжение должно быть не слишком длительным и только необходимым для здоровья, а расслабленность должна преобладать в жизни. 13. В состоянии внутренней расслабленности можно работать, общаться, даже спешить куда-то, но непременно важно соблюдать некое психическое спокойствие, при котором в теле не появляется нервозности. (Последние два положения очень важны и стоящи для моей жизни. - В.Л.) 14. Счастье приходит тогда, когда ты принял обстоятельства своей жизни такими, какими они даны тебе…и свободно, самостоятельно решил, как в них жить… Не могу сделать задуманное сейчас - значит, отступлю, чтобы передохнуть, набраться сил и найти новые пути к желаемому. 15. А может, иногда стоит подождать милости небес? (Боюсь, что тогда придётся ждать до скончания века. - В.Л.) (Эль Тат, Лекарство для души). И только Советская власть одним постановлением Моссовета смахнула эту неизлечимую при старом строе язву и в одну неделю в 1923 году очистила всю площадь с окружающими её вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом. "Кулаковку" с её подземными притонами в "Сухом овраге …срыла до основания и заново застроила. (Хитровка) (В. А. Гиляровский, Москва и москвичи).
Зашёл вечером к соседу из 42 квартиры на моей лестничной площадке. В кухне ворковали его 21-летняя дочь с матерью. Не скрою, с ностальгическим чувством слышал обрывки разговора между дочерью и матерью. Всё-таки нет ничего ценнее в жизни, чем семья. Никогда прежде не читал Гиляровского. Не ожидал, что он так легко, захватывающе и увлекательно читается. Уже который год у меня нет комаров в квартире. По-видимому, на их обитание влияет загрязнённость воздуха. Если они чутки к спиртовому раствору или одеколону, то при отравленном выхлопными газами воздухе Москвы, если я, человек, гибну от бензинового смрада, то они, комары, и вовсе дохнут. 1.Бывший кантонист, десятки лет прослужил в московской полиции, дошёл из городовых до участкового, получил чин коллежского асессора…(речь о приставе Ларепланде - В.Л.) 2.Там капитан Кипени (тоже кантонист) мой приятель. 3. "Полковница" повернула к говорившему своё строгое густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими чёрными, глубоко запавшими глазами ("Кружка с орлом"). 4…ставится закуска, описанная в меню протокола. Колбасы: жеванная, дегтярная, трафаретная, черепаховая, медвежье ушко с жирком, моржовые разварные клыки, собачья радость, пятки пилигрима… Водки: горилка, брыкаловка, сногсшибаловка, трын - травная и другие…Наливки: шмаровка, настоенная на молчановке, декадентская, варенуха из бубновых валетов, аукционная, урядницкая на комаре и таракане…Вина: из собственных садов "среды", с берегов моря житейского, розовое с изюминкой пур для дам. Меню ужина: 1) чудо - юдо рыба лещ; 2) телеса птичьи индейские на кости; 3) рыба лабардан, соус китовые поплавки всмятку; 4) сыры: сыр бри, сыр Дарья, сыр Марья, сыр Бубен; 5) сладкое: мороженое "недурно пущено". (Речь о "средах" Шмаровина, знатока живописи и коллекционера. - В.Л.) ("Среды" художников) (Вл. Гиляровский, Москва и москвичи). Нет ничего тяжелее, как обманывать надежды и раздражать людей своею неисправностью. (А. П. Чехов - Л. Я. Гуревич, 9 января 1893). 1.Медицина - моя законная жена, литература - незаконная. Обе, конечно, мешают друг другу, но не настолько, чтобы исключать друг друга. 2…выше лба глаза не растут, каждый пишет, как умеет. Рад бы в рай, да сил нет. Если бы качество литературной работы вполне зависело лишь от доброй воли автора, то, верьте, мы считали бы хороших писателей десятками и сотнями. Дело не в пантеизме, а в размерах дарования. (к И. И. Островскому, 11 февраля 1893). …и простите, что я стал так скверно писать письма. У меня такое чувство в голове, как будто прачка взяла и выполоскала мой мозг в щёлоке. (к А. С. Суворину, 13 февраля 1893 года). Я не журналист: у меня физическое отвращение к брани, направленной к кому бы то ни было; говорю - физическое, потому что после чтения… и прочих судей человечества у меня всегда остаётся во рту вкус ржавчины и день мой бывает испорчен. Мне просто больно. (к А. С. Суворину, 24 февраля 1893 года). Баба не успеет износить башмаков, как пять раз солжёт. Впрочем, это, кажется, ещё Шекспир сказал. (к А. С. Суворину, 26 апреля 1893 года). Без дела сидеть не могу. Тоска гонит меня что-то делать, несмотря на усталость. Даже при большом желании мне некуда пойти, деться некуда. Я - не Чехов, а Лоринов… 1.Надо иметь цель в жизни, а когда путешествуешь, то имеешь цель. 2.Когда я, прозевавши свою молодость, захочу жить по-человечески, и когда мне не удастся это, то у меня будет оправдание: я старик. (А.П. Чехов - Л. С. Мизиновой, 13 августа 1893). Что же касается писанья в своё удовольствие, то, Вы, очаровательная, прочирикали это только потому, что не знакомы на опыте со всей тяжестью и с угнетающей силой этого червя, подтачивающего жизнь, как бы мелок он ни казался Вам. (к Л. С. Мизиновой, 1 сентября 1893). 1…разве половая способность есть признак настоящей жизни, здоровья?.. Все мыслители в 40 лет были уже импотентами, а дикари в 90 лет держат по 90 жён. Крепостные помещики сохраняли свою производительную силу…вплоть до той минуты, когда их в глубокой старости хватал кондрашка. Я морали не читаю, и, вероятно, моя старость тоже не будет свободна от попыток "натянуть свой лук"… судя по человечности, дурного мало, что Паскаль спал с девицей - это его личное дело; но дурно, что Зола похвалил Клотильду за то, что она спала с Паскалем, и дурно, что это извращение он называет любовью. 2. Начинает, бедняга, терять веру в себя. Блажен, кто не верит, и раньше не веровал. (к К. С. Суворину, 11 ноября 1893). Как они проникают в дом, загадка? То представитель чайной кампании, то корпорации недвижимости, то какой-то другой. И непременно лезут изо всех сил, чтобы открыть им дверь, меня уговаривать. Просто сил нет. Не говоря уже о телефоне. То социальная служба телевидения, то стоматология, то открылся какой-то магазин. Вот негодяи. Единственное, чем они могут заниматься, так это всякими негодными делами, лишь бы обогащаться, лишь бы выкачать у кого-то деньги. Других интересов у этих болванов нет. Я уже просто устал от этих набегов и атак. За погодой не уследишь, во все времена она была, мягко говоря, не всегда комфортной. И холод плохо, ну а духота для меня страшней. Сергеенко пишет трагедию из жизни Сократа. Эти упрямые мужики всегда хватаются за великое, потому что не умеют творить малого, и имеют необыкновенные, грандиозные претензии, потому что вовсе не имеют литературного вкуса. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 2 января 1894). Вы сердиты на Виктора Крылова. А Вы возможно внимательнее посмотрите ему в оловянные глаза. Это животное, с примесью лисьей крови. Он на каждого человека смотрит, как на добычу. (к А.С. Суворину 10 января 1894) Кажется, я психически здоров. Правда, нет особенного желания жить, но это пока не болезнь в настоящем смысле, а нечто, вероятное, переходное и житейски естественное. Во всяком разе, если автор изображает психически больного, то это не значит, что он сам болен. (к А. С. Суворину, 25 января 1894 года). Вот уже почти месяц, как я живу в Ялте, скучнейшей Ялте, в гостинице "Россия"… (к А. С. Суворину, 27 марта 1894). Лихорадящим больным есть не хочется, но чего-то, хочется, и они это своё неопределённое желание выражают так: "чего-нибудь кисленького". Так и мне хочется чего-то кисленького. И это не случайно, так как точно такое же настроение я замечаю кругом. Похоже, будто все были влюблены, разлюбили теперь и ищут новых увлечений. (к А. С. Суворину, 27 марта 1894). 1.Не потому скучно, что около меня нет "моих дам", а потому, что северная весна лучше здешней, и что ни на одну минуту меня не покидает мысль, что я должен, обязан писать. Писать, писать и писать. 2.Крыжовник здесь ещё не поспел, но тепло, светло, деревья распускаются, море смотрит по-летнему, девицы жаждут чувств, но север всё-таки лучше русского юга, по крайней мере, весною. У нас природа грустнее, лиричнее, левитанистее, здесь же она - ни то ни сё, точно хорошие, звучные, но холодные стихи. (к Л. С. Мизиновой, 27 марта 1894). Настали такие времена, когда каждый день - для меня испытание. Участковые терапевты районной поликлиники ведут себя прямо противоположно, то есть обратно пропорционально тому заработку, который они получают. Ведь их зарплата - неизмеримо выше, чем у остальных врачей, всех других специальностей и категорий. Свидетельствую, что до термидора 1991, жизнь на этой земле не была такой идиотской, бессмысленной и скотской, как сейчас. От этого громоздкого вентилятора толку никакого. Он только гоняет воздух, и всё тут. Магазин не обманет, а потому, что всё дорого. Рынок, безусловно, обманет, так как там значительно дешевле всё. Он фальшив ("хорошие книжки"), потому что буржуазные писатели не могут быть не фальшивы. Это усовершенствованные бульварные писатели. Бульварные грешат вместе со своей публикой, а буржуазные лицемерят с ней вместе и льстят её узенькой добродетели. (к А. С. Суворину, 15 августа 1894). …надо писать и помнить, что подробности, даже очень интересные, утомляют внимание. (к Е. М. Шавровой, 22 ноября 1894). Как быстро идёт время! Боже мой! Мои товарищи по университету уже статские советники. Один только я дослужился…до кукиша с маслом. Даже коллежским регистратором не был. (к А. С. Суворину, 12 декабря 1894). В обычной жизни бег времени не часто замечаешь. А вот когда проходит жизнь, и события все позади уже, тогда ты резюмируешь, что время быстротечно, и жизнь уже прошла… 8 мая утром, в канун праздника дня Победы, понесла меня нелёгкая в поликлинику при 81 ГБ, для "контроля". Мне должны были выписать четыре рецепта на лекарства. И мой приход, в немалой степени спровоцировал и принёс мне беду на мою голову. Мне стало около регистратуры дурно. Я просто задыхался от недостатка воздуха. Пришедшая на помощь терапевт, довольно миловидная, измерила давление, потребовала, чтобы я принял нитроглицерин, и сообщила участковой. Та прибежала, и забрала меня в свой кабинет. А далее был вызов "скорой" на предмет госпитализации. Диагноз "нестабильная и прогрессирующая стенокардия", что было, в общем, верно. Поехать в больницу я отказался. Да, в этом суть произошедшего со мной; но и не только в этом. Та терапевт, которая первоначально пришла ко мне на помощь, зайдя к терапевту моего участка, не преминула сообщить ей, что я, дескать, - выпивший, и от меня пахнет перегаром (?!). Когда лежал я на кушетке, то слышал тихий голос медсестры, которая судачила, что, мол, понятно, почему я выпил. Ну, как же, у меня же уже праздничное настроение. Можно себе представить всю низость и социальную суть всей братии этого района, если они считают меня таким же, как они. То есть проецируют на меня "ягоды не их поля", то есть свои ничтожные представления о своём, собственном быте. Да, вот такой народец проживает в г. Москве, в микрорайоне "Коровино". Жаль только, если об этом инциденте узнала Олечка Алексеевна, зам. главврача поликлиники по лечебной работе. Ну, мне совсем бы не хотелось иметь хоть какое-то пятнышко в её глазах. Тем более, что это - подлое недоразумение. Это, конечно, расплата, за мою чрезмерную, если не патологическую подозрительность. Перестраховался так, что теперь не отмоешься… У меня всегда, уже давно, на протяжении буквально каждого дня, - совершенно полярные состояния, как самочувствия, так и, естественно, настроения. Могу с уверенностью констатировать, что здоровье моё психическое, стабильно не в порядке. Можно говорить о постоянных колебаниях настроения. Немалая роль здесь - самого характера, моей человеческой натуры, помноженной на очень негативный опыт повседневной жизни. Бытиё моё носит постоянно стрессовый характер. Тому причины - как извне, в огромной степени, так и внутри себя. Ведь в основном я - человек организованный, но, к сожалению, сверх меры непрактичный, даже в мелочах. И это, в огромной степени, отравляет жизнь. Как правило, в утренние часы я вздымаюсь вверх, а во второй половине - падаю вниз. 1.Буржуазия очень любит так называемые "положительные" типы и романы с благополучными концами, так как они успокаивают её на мысли, что можно и капитал наживать и невинность соблюдать (боже, как изумительно сказано! - В.Л.), быть зверем и в то же время счастливым. 2.У нас какая-то жалкая весна. Снег всё ещё лежит в полях, и нет езды ни на санях, ни на колёсах, а скотина скучает по траве и воле. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 14 апреля 1895). …Вы становитесь всё лучше и лучше, и точно каждый год к Вашему таланту прибавляется по новому этажу. (к В. И. Немировичу - Данченко, 6 октября 1895) …и вообще чувствую себя скверно, хотя по возвращении из Москвы веду жизнь воздержанную во всех отношениях. Мне надо бы купаться и жениться. Я боюсь жены и семейных порядков, которые стеснят меня и в представлении как-то не вяжутся с моею беспорядочностью, но всё же это лучше, чем болтаться в море житейском и штормовать в утлой ладье распутства. (к А. С. Суворину, 10 ноября 1895). На пароходе ни одной интересной женщины, не с кем слова сказать, всё картузы, сальные, захватанные морды, арестанты, звенящие кандалами, и плохое тёплое пиво. (к А. С. Суворину, 27 июля 1896). Впрочем, осень уже даёт себя чувствовать, становится уныло. Вечера длинные - предлинные… (к А. С. Суворину, 23 сентября 1896). В Петербурге скучно, сезон начнётся только в ноябре. Все злы, мелочны, фальшивы, на улице то весеннее солнце, то туман. (к М. П. Чеховой, 12 октября 1896). Моя пьеса прошла очень шумно - в том смысле, что одни говорят, что она бессмысленна, - и бранят меня так, что небу жарко, другие же уверяют, что это "дивная" пьеса. (к И. И. Коробову, 1 ноября 1896). 1.Говорить о своей личной жизни? Да, это иногда может быть интересно, и мы, пожалуй, поговорили бы, но тут уж мы стесняемся, мы скрытны, неискренни, нас удерживает инстинкт самосохранения, и мы боимся. 2.Я боюсь нашей морали, наших дам… Короче в нашем молчании, в несерьёзности и в не интересности наших бесед не обвиняй ни себя, ни меня, а обвиняй, как говорит критика, "эпоху", обвиняй климат, пространство, что хочешь, и предоставь обстоятельства их собственному роковому, неумолимому течению, уповая на лучшее будущее. (к В. И. Немировичу - Данченко, 26 ноября, 1896). Как мне не повезло с районом моего проживания, и с людьми, боже мой! Не с кем слово перемолвить. Всё какие-то отвратительные схемы, а не люди…Даже в Молдавии, в отсталом и провинциальном Кишинёве были другие. Нынешняя Россия - это страна мошенников и аферистов. Похоже, с конца апреля смерть гонится за мною по пятам. Ну, просто затяжные обмороки, причина которых - сердечная недостаточность. Но избегать мне духоты и душных помещений летом не удастся.
Вы пишите, что хотите славы гораздо больше, чем любви, а я наоборот: хочу любви гораздо больше, чем славы. Впрочем, это дело вкуса. Кто любит попа, а кто попову наймичку. (А. П. Чехов - Е. М. Шавровой, 2 декабря 1896). …ведь в большинстве мои пьесы проваливались и ранее, и всякий раз с меня как с гуся вода. 17 октября не имела успеха не пьеса, а моя личность. Меня…поразило одно обстоятельство, а именно: те, с кем я до 17-го дружески и приятельски откровенничал, беспечно обедал, за кого ломал копья…- все эти имели странное выражение, ужасно странное…Одним словом, произошло то, что дало повод Лейкину выразить в письме соболезнование, что у меня так мало друзей. (к А.С. Суворину, 14 декабря 1896). А главное, желаю того, что Вы забыли пожелать мне в Вашем письме - желания жить. (к Е. М. Шавровой, 1 января 1897). Продолжительный обморок - это нехороший симптом…то дал бы совет сидеть по вечерам дома, не бывать в театре, не ужинать и рано ложиться спать. (к А.С. Суворину, 4 января 1897). Даже в моей преклонной поре содержание чеховских писем - для меня университеты. Я сравниваю, учусь, проверяю, анализирую. - В. Л. Богатый москвич тратит сотни и тысячи на то, чтобы из меньшей братии создать побольше проституток, рабов, сифилитиков, алкоголиков - пусть же даёт он хотя гривенники для лечения и облегчения порой невыносимых страданий этой обобранной и развращённой им братии. (Как это похоже на сегодняшнюю жизнь - В.Л.). (к И. М. Ежову, 23 января 1897). У меня бывает… кто?.. - Озерова, знаменитая Озерова - Ганнеле. Придёт, сядет с ногами на диван и глядит в сторону; потом, уходя домой, надевает свою кофточку и свои поношенные калоши с неловкостью девочки, которая стыдится своей бедности. Это маленькая королева в изгнании. (к А. С. Суворину, 8 февраля 1897). Жизнь проходит однообразно и нечем похвастать. (к Г. М. Чехову, 18 марта 1897). Писать с удовольствием - это не значит играть, забавляться. Испытывать удовольствие от какого-нибудь дела - значит любить это дело. (к Р. Ф. Ващук, 28 марта 1897). Вы пишите, что мой идеал - лень. Нет, не лень. Я презираю лень, как презираю слабость и вялость душевных движений. (к А. С. Суворину, 8 апреля 1897). Будущее моё неопределённо, но, по-видимому, придётся жить где-нибудь на юге. Крым скучен до безобразия, а на Кавказе лихорадка. За границей меня всякий раз донимает тоска по родине. Для меня, как уроженца Таганрога, было бы лучше всего жить в Таганроге, ибо дым отечества нам сладок и приятен, но о Таганроге, об его климате и проч. мне известно очень мало, почти ничего, и я боюсь, что таганрогская зима хуже московской. (к И. Ф. Иорданову, 15 апреля 1897). Письма Чехова - это настоящая энциклопедия российской жизни, российской жизни того времени и вообще, которая, увы, позорно повторяется и в наши дни, когда идёт возврат, фактически, к дореволюционному, старому укладу. Но, безусловно, на новом витке времени. Вот где ничтожный идеал! А ни на что другое ведь не способны… Всегда старики склонны были видеть конец мира, и говорили, что нравственность пала до предела, что искусство измельчало, износилось, что люди ослабели и прочее, прочее. ( к А. И Эртелю, 17 апреля 1897) По предписанию уважаемых товарищей, веду скучную трезвую, добродетельную жизнь, и если эта история продлится ещё месяц-другой, то я обращусь в гуся. (к Н. М. Линтварёвой,1 мая 1897). Я решительно не знаю, что с собою делать и что полезно для моего здоровья: конституция или севрюжина с хреном. Хочу до августа пожить дома - при условии, что будет сносная, сухая погода, потом поеду на русский юг, потом к зиме за границу или в Сочи (на Кавказе), где, как говорят, зимою тепло и не бывает лихорадок. ( к Суворину, 2 мая 1897). 1.Недостаток у Вас один, крупный…это то, что Вы не отделываете, отчего Ваши вещи местами кажутся растянутыми, загромождёнными, в них нет той компактности, которая делает живыми короткие вещи. В Ваших повестях есть ум, есть талант, есть беллетристика, но недостаточно искусства. Вы правильно лепите фигуру, но не пластично. Вы не хотите или ленитесь удалить резцом всё лишнее. Ведь сделать из мрамора лицо, это значит удалить из этого куска то, что не есть лицо. 1…потому что само слово "графомания" содержит уже в себе понятие - страсть. (к Е. М. Шавровой, 17 мая 1897). Книжку твою об алкоголизме, бешенстве, собаколожстве и недоумении пришли мне заказною бандеролью, я повешу её на гвоздь возле кулька, чтобы желающие отрывали по листку и читали. (к А. П. Чехову, 20 мая 1897). Принадлежит он к той же категории, что и Розанов - так сказать, по тембру дарования. У этой категории не т определённого миросозерцания, есть лишь громадное, расплывшееся донельзя самолюбие и есть ненавистничество болезненное, скрываемое глубоко под спудом души, похожее на тяжёлую могильную плиту, покрытую мохом. (к А. С. Суворину, 20 мая 1897). Душные помещения, равно как и транспорт (наземный и подземный) летом, для моей сердечной недостаточности смерти подобны. Это не страна, а какой-то нескончаемый коллапс. Воистину какая-то просто дурная погода уже не первый день. Как только накатываются тучи, падает атмосферное давление, так у меня кровь стынет в жилах из-за падения атмосферного давления. Я начинаю мощно задыхаться. Прямо таки удушье. Спасенья нет. Февраль и март были гнусными месяцами. Апрель был отвратительным. Ну а теперь сверх странный май, будь проклят он. По-видимому, природа мстит этой зловредной, мягко говоря, столице, а страдаю больше всех почему то я!.. 1.На днях был в имении миллионера Морозова; дом, как Ватикан, лакеи в белых пикейных жилетах с золотыми цепями на животах, мебель безвкусная, вина от Леве, у хозяина никакого выражения на лице - и я сбежал. 2.Водку трескают отчаянно, и нечистоты нравственной и физической тоже отчаянно много. Прихожу всё более к заключению, что человеку порядочному и не пьяному можно жить в деревне только скрепя сердце, и блажен русский интеллигент, живущий не в деревне, а на даче. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 21 июня 1897). Вы пишите, что живёте чрезвычайно плохо. Что за пессимизм? Вероятно, Вам досадили болезни, Вы раздражены - и если это так, то нужно отдохнуть и полечиться, а главное - отдохнуть. (к Н. М . Ежову, 21 июня 1897). Здоровье моё сносно по утрам и великолепно по вечерам. Ничего не делаю, не пишу, и не хочется писать. Ужасно обленился. (к Л. А. Авиловой, 4 октября 1897). 1.Письма - это неудачная, скучная форма, и притом лёгкая, но я говорю про тон, искреннее, почти страстное чувство, изящную фразу… 2.Пейзаж Вы чувствуете, он у Вас хорош, но Вы не умеете экономить, и то и дело он попадается на глаза, когда не нужно, и даже один рассказ совсем исчезает под массой пейзажных обломков, которые грудой наваливаются на всём протяжении от начала рассказа до (почти) его середины. 3…Вы не работаете над фразой; её надо делать - в этом искусство.. Надо выбрасывать лишнее, очищать фразу от "по мере того", "при помощи", надо заботиться об её музыкальности… 4.Пока была хорошая погода, всё было благополучно; теперь же, когда идёт дождь и посуровело, опять першит, опять показалась кровь, такая подлость. (к П. А. Авиловой, 3 ноября 1897). Я целый день читаю газеты, изучаю дело Дрейфуса. По-моему, Дрейфус не виноват. (к В. М. Соболевскому, 4 декабря 1897) Смотрю я на русских барынь, живущих в пансионе…- рожи, скучны, праздны, себялюбиво праздны, и я боюсь походить на них, и всё мне кажется, что лечится, как лечимся здесь мы (то есть я и эти барыни), - это препротивный эгоизм. (к А. С. Суворину, 14 декабря 1897). Живётся не дурно, погода всё та же, то есть тепло и тихо, но нет розы без шипов. Дамы, живущие в пансионе…, русские, дамы - это такие гады, дуры. Рожа на роже, злоба и сплетни, чёрт бы их побрал совсем. (к М. П. Чеховой, 14 декабря 1897). Я умею писать только по воспоминаниям, и никогда не умел писать непосредственно с натуры. Мне нужно, чтобы память моя процедила сюжет и чтобы на ней, как на фильтре, осталось только то, что важно или типично. (к Ф. Д. Батюшкову, 13 декабря 1897). Во всяком случае, уйти от старой жены это также приятно, как вылезти из глубокого колодезя. (к Л. С. Мизиновой, 27 декабря 1897). Люди, обычно, скрывают свои пороки, и это вполне естественно. А геи, выходит наоборот. Ведь их сексуальная ориентация есть отклонение от нормы. Да, это существует, но зачем отклонение от нормы пропагандировать и распространять. Вот это странное упрямство, если не просто глупость - выставлять свои недостатки напоказ. Мне это совершенно непонятно. Да это просто дураки, которые гордятся, но, спрашивается, чем? Я думаю, нормальный человек со мною согласится. А ненормальный будет кичиться своею ненормальностью. Я это понимаю так. Негр в купе вагона читал газету на иврите. Напротив сидел афро американец и задал ему волне резонный, но анекдотический вопрос. -Послушай, тебе мало того, что ты есть негр, раз ты читаешь еврейскую газету? Последние три года я очень стал страдать от здешнего, московского, городского климата. Конечно я, в первую очередь виню во всём себя, ибо здоровье моё, за прошедший промежуток времени, очень пошатнулось. Но что такое экология в Москве, по-моему, знают теперь все. Она погубит, в конечном счёте, всё живое. 1.Дело Дрейфуса закипело и поехало, но ещё не стало на рельсы. Золя благородная душа, и я (принадлежащий к синдикату и получивший уже от евреев 100 франков) в восторге от его порыва. Франция чудесная страна, и писатели у неё чудесные. 2.Здесь харьковский окулист Гиршман, известный филантроп, друг Кони, святой человек, приехавший к своему бугорчатому сыну. Я видаюсь с ним, мы беседуем, но мне мешает его жена, суетная недалёкая женщина, скучная, как сорок тысяч жён. 3.Статья Льва Николаевича об искусстве не представляется интересной. Всё это старо. Говорить об искусстве, что оно одряхлело, вошло в тупой переулок, что оно не то, чем должно быть…это всё равно, что говорить, что желание есть и пить устарело, отжило, и не то, что нужно. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 4 января 1898) У нас только и разговору, что о Золя и Дрейфусе. Громадное большинство интеллигенции на стороне Золя и верит в невинность Дрейфуса. Золя вырос на целых три аршина; от его протестующих писем словно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава богу, есть ещё справедливость на свете и что, если осудят невинного, есть кому вступиться. (к Ф. Д. Батюшкову, 23 января 1898) Вы спрашиваете меня, всё ли ещё думаю, что Золя прав. А я Вас спрашиваю? Неужели Вы обо мне такого дурного мнения, что могли усомниться хоть на минуту, что я не на стороне Золя? За один ноготь на его пальце я не отдам всех, кто судит его теперь в ассизах, всех этих генералов и благородных свидетелей. Я читаю стенографический отчёт и не нахожу, чтобы Золя был не прав, я не вижу, какие тут ещё нужны доказательства. (к А. А. Хотяинцевой, 2 февраля 1898). 1.Вы проследите весть скандал с самого начала…Замечено было, что во время экзекуции Дрейфус вёл себя как порядочный, хорошо дисциплинированный офицер, присутствовавшие на экзекуции, например, журналисты, кричали ему: "Замолчи, Иуда!", то есть вели себя дурно, непорядочно. 2. Убедились мало-помалу, что на самом деле Дрейфус был осуждён на основании секретного документа, который не был показан ни подсудимому, ни его защитнику - и люди порядка увидели в этом коренное нарушение права… 3.Стали всячески угадывать содержание этого письма. Пошли небылицы. Дрейфус - офицер, насторожились военные; Дрейфус - еврей, насторожились евреи…Заговорили о милитаризме, о жидах. Такие глубоко неуважаемые люди, как Дрюмон, высоко подняли голову; заварилась мало-помалу каша на почве антисемитизма, на почве, от которой пахнет бойней. Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: "Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм"…Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты - это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство! 4.Раз французы заговорили о жидах, о синдикате, то это значит, что они чувствуют себя не ладно, что в них завёлся червь, что они нуждаются в этих призраках, чтобы успокоить свою взбаламученную совесть. 5.Что Вы хотите? Первыми должны были поднять тревогу лучшие люди, идущие впереди нации - так и случилось… (к А. С. Суворину, 6 февраля 1898) Дело Дрейфуса, как обнаруживается мало-помалу, это крупное мошенничество. Изменник настоящий Эстергази, а документы фабриковались в Брюсселе; об этом было известно правительству, в том числе и Казимиру Перье, который с самого начала не верил в виновность Дрейфуса и теперь не верит - и ушёл оттого, что не верил. (к И. Ф. Иорданову, 21 апреля 1898).
Смерть возраст не спрашивает. Вчера приезжали ко мне две "скорых". Первая - с двумя фельдшерами - женщинами. Одна из них войдя, грубо: - Ваш паспорт. -Вы что, из милиции? -А мне нужны фамилия и инициалы, и год рождения. -Так я же могу Вам сказать. - На всё это уходит время. Другая сделала мне укол миксидола в вену. Но результата никакого не было. Вторую "скорую" я вызвал спустя три часа после первой. Почему-то ездят всё одни и те же. Они у меня уже не в первый раз даже на этой неделе. Один из них явно мало профессионален. Я его уже знаю, и в душе не терплю. Лет ему около 35. -Делайте операцию - равнодушно ответил он. -Так мне же уже 71, и я после шести инфарктов. -Так Ельцину же сделали! И ушёл, а второй ещё остался. Видно у того, первого, туман в голове, да и надоели ему больные. Зачем же тогда работать на "скорой", если она ему в тягость. Но легче не стало. Ночью измерил давление, и принял престариум, 4 мг. Однако панацеи от нарушения мозгового кровообращения нет. Как себя вести, не знаю. Больница по мне плачет. Врачи всего лишь люди, не более того. Больница по мне плачет, так как метео зависимость у меня страшная. Хоть бы скорее выполнили работы по установке кондиционера. Успеть бы, а то едва держусь я на ногах.
Мне опротивело писать, и я не знаю, что делать. Я охотно бы занялся медициной, взял бы какое-нибудь место, но уже не хватает физической гибкости. Когда я теперь пишу или думаю о том, что нужно писать, то у меня такое отвращение, как будто я ем щи, из которых вынули таракана, - простите за сравнение. (А. П. Чехов - Л. А. Авиловой, 23 июля 1898). 1.Уезжать мне ужасно не хочется. При одной мысли, что я должен уехать, у меня опускаются руки, и нет охоты работать. Мне кажется, что если бы эту зиму я провёл в Москве или в Петербурге и жил бы в хорошей тёплой квартире, то совсем бы выздоровел, а главное, работал бы так (т. е. писал бы), что, извините за выражение, чертям бы тошно стало. 2.Что же касается всего прочего - равнодушия, скуки, того, что талантливые люди живут и любят только в мире своих образов и фантазий, - могу сказать одно: чужая душа потёмки. (к Л. А. Авиловой, 30 августа 1898). У Немировича и Станиславского очень интересный театр. Прекрасные актрисочки. Если бы я остался ещё немного, то потерял бы голову. Чем старше я становлюсь, тем чаще и полнее бьётся во мне пульс жизни… Намотайте себе это на ус. Но не бойтесь. Я не стану огорчать "моих друзей" и не осмелюсь на то, на что они осмеливались так успешно. (к Л. С. Мизиновой, 21 сентября 1898). Здоровье моё хорошо и дурно. Дурно в том отношении, что я выбит из колеи и почти не работаю. Эта вынужденная праздность и шатанье по курортам хуже всяких бацилл. (к И. Ф. Иорданову, 23 сентября 1898). Да, вы правы, бабы с пьесами размножаются не по дням, а по часам, и, я думаю, только одно есть средство для борьбы с этим бедствием: зазвать всех баб в магазин Мюр и Мерилиза и магазин сжечь. (к Т. Л. Шепкиной - Куперник 1 октября 1898). Погода в Ялте очень хорошая, только жаль, нет настроения, нет денег, нет хороших книг. Можете себе представить, немножко практикую, это меня и развлекает и мешает мне. (к М. О. Меньшикову, 26 ноября 1898). Сердце моё весьма здорово, что я объясняю совершенным воздержанием от табака и алкоголя, предоставляя последнее людям развратным и легкомысленным. (к Ал. П. Чехову, 28 ноября 1898). Говорить о недостатках таланта - это всё равно, что говорить о недостатках большого дерева, которое растёт в саду; тут ведь главным образом дело не в самом дереве, а во вкусах того, кто смотрит на дерево. Не так ли? (к А. М. Пешкову (М. Горькому), № декабря 1898). Шлю Вам большое, громадное, шестиэтажное спасибо за Вашу милую телеграмму. Я сохраню её на память… (к А. Л. Вишневскому, 26 декабря 1898). Вот такую форму литературных занятий я избрал для себя в настоящее время, и иного выхода у меня нет. Я нигде не бываю, да и не могу бывать. Сижу я дома целый день, за исключением лишь утренних прогулок, ибо тогда метеоусловия мне позволяют существовать. Никто не бывает у меня давно, по-моему, уже второй десяток лет. Да и съездить куда-нибудь, если бы б я только мог, мне тоже некуда. Так что впечатлений внешних у меня никаких. И писать по существу мне не о чём, хотя то времени у меня предостаточно. Но я никогда не мог выдумывать. Я мог только писать о том, что видел, и что перечувствовал. Всё, что сохранила моя память интересного, что случалось когда-либо со мной на протяжении моей, всё же немалой жизни, я уже описал. Так что теперь приходится довольствоваться лишь тем, что ещё могу, хотя и в этом есть для меня немалая доля удовлетворения. Жаль только, что вторая половина дня, с приходом мая, очень неровного с точки зрения погодных условий, для меня провальная. С изменением атмосферного давления днём, главным образом с его понижением, повышается у меня артериальное давление да плюс сезонное обострение энцефалопатии 2-й степени, из-за чего я не могу работать, я ведь заболеваю, и, наверное, должен лежать, что мне обычно очень плохо удаётся. Я ненавижу днём лежать, хотя и очень плохо сплю ночью. И, в общем, получается у меня очень скудный день, так как я выполняю всего две формы работы. Это - компьютер, и проигрывание правой рукой, так как левую я выключил, как полагаю, на некоторое время, музыкальной литературы за роялем. Роялем я называю очень любовно мой великолепный "Вайнбах", который звучит в моём исполнении как рояль. То есть играю правой рукой и фактуру левой. Иногда пытаюсь совместить материал обеих рук в одной, правой руке. И это - необходимость, иначе, если не быть занятым, можно сойти с ума. И получаю порой немалое удовольствие от проигрывания нот даже всего лишь одной правой рукой. Ведь постижение материала и с исполнительской точки зрения тоже весьма интересно. Притом, это всегда в чём-то ново. Да, понимаю, всё это не даёт практического интереса, но зато есть непрерывное познание, что для меня главнее всего. Есть ещё чтение, но оно очень утомляет мои глаза, так как читаю быстро, пытаясь главным образом схватить суть, то есть информацию, интересующую меня. Чтение как чтиво, я отвергал всегда. Так что мои житейские возможности очень сильно ограничены. Они не дают простора активной жизни. Боюсь, что активность с приходом старости, несмотря на мою, казалось бы, не стареющую энергию, я потерял. Приходится довольствоваться очень малым. Так что даже и такие "откровения" о себе для меня важны. Ведь это тоже есть материал, ведь это тоже информация. Стараюсь не сдаваться, хотя предшествующие дни я потерял из-за серьёзного недомогания, соседствовавшего со страхом за свою жизнь. Практическая же сторона моего существования мне совершенно неинтересна, она мне плохо удаётся, и так со мной было всегда.
Ты говоришь в своём письме о бесполезности, ненужности писаний, но всё же ты веришь в это писание в лучшие минуты жизни, ты не бросаешь их и никогда не бросишь, - и пусть будет по вере твоей, пусть теперь…писания твои будут твоей радостью и принесут тебе ряд утешений. (А.А. П. Чехов - К. С. Баранцевичу, 2 января 1899). …бродяжество, очень хорошая, заманчивая штука, но с годами как-то тяжелеешь, присасываешься к месту. А литературная профессия сама по себе засасывает. За неудачами и разочарованиями быстро проходит время, не видишь настоящей жизни, и прошлое, когда я был так свободен, кажется уже не моим, а чьим-то чужим. (к А. М. Пешкову (М. Горькому, 3 января 1899). Между тем мне ужасно хочется в столицу, ужасно! Я здесь соскучился, стал обывателем и, по-видимому, уже близок к тому, чтобы сойтись с рябой бабой, которая бы меня в будни била, а в праздники жалела. (к В. А. Тихонову, 5 января 1899). Кстати сказать, наше всенародное пьянство и глубокое невежество - это общинные грехи. (к А. С. Суворину, 17 января, 1899). Итак, я всё ещё в Ялте. Теперь вечер. Ветер дует…но ко мне никто не приходит, а, напротив, я сам должен буду уйти после десяти, надевши шубу. В общем живётся скучно. Приходится делать над собой усилие, чтобы жить здесь изо дня в день и не роптать на судьбу. (к М. П. Чеховой, 27 января 1899). От скуки читаю "Книгу бытия моего" епископа Порфирия. Там говорится о войне: "Постоянные армии во время мирное суть саранча, поедающая хлеб народный и оставляющая зловоние в обществе, а во время войны - это искусственные боевые машины, которые когда разовьются, - прощай свобода, безопасность и слава народная!.. Это - беззаконные защитники несправедливых и пристрастных законов, преимущества и тиранства"… (к А. С. Суворину, 6 февраля 1899). От праздности я так же коченею, как ты от холода. (к В. И. Немировичу - Данченко, 8 февраля 1899). Погода в Ялте уже весенняя. Когда солнце то бывает очень хорошо, Когда же нет солнца, то хоть не выходи - сыро и промозгло. (к Н. Н. Хмелёву, 11 февраля 1899). 1.Вы пишите, что у меня необыкновенное уменье жить. Может быть, но бодливой корове бог рог не даёт. Какая польза из того, чтио я умею жить, если я всё время в отъезде, точно в ссылке. Я тот, что по Гороховой шёл и гороху не нашёл, я был свободен и не знал свободы, был литератором и проводил свою жизнь поневоле не с литераторами… 1.Если я Потёмкин, то зачем же я в Ялте, зачем здесь так ужасно скучно. Идёт снег, метель, в окна дует, от печки идёт жар, писать не хочется вовсе, и я ничего не пишу. (к Л. А. Авиловой, 18 февраля 1899). 1…Ялта зимой - это марка, которую не всякий выдержит. Скука, сплетни, интриги и самая бесстыдная клевета. 2.Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр. Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям - интеллигенты они или мужики, - в них сила, хотя их и мало. (к И. И .Орлову, 22 февраля 1899). Народ, променявший совесть на деньги, не заслуживает не только прощения, но и никакого снисхождения. Выхожу на прогулку в 5.30 утра. Старая песня, куда не пойдёшь, везде собаки с хозяевами, гуляющие без поводка. Притом почему-то все большие. Не хрен им делать, этим, так называемым людям. Вместо того, чтобы доспать, и отдохнувшими идти на работу, они занимаются негодным делом. Никогда не смогу понять таких пристрастий, этих странных игрушек. Выходит, что собаки им ближе, чем люди, да потому, что они сами - собаки, а иногда это просто псы. Что вообще исповедывает этот народ? Им нужны только деньги. Это альфа и омега их жизни. Я всегда, и в молодые годы страдал от одиночества. Ведь я покинул родительский дом в 20 лет. Вечера всегда были пусты, так как не к кому было пойти. Хотя я тосковал, но всё же в молодые годы это мною переносилось легче. Ведь были планы, мечты, и я легко передвигался. Такое время было, практически безоблачное. Я был здоров, да и родители мои были живы. Если заказчиков громких убийств не хотят называть, то ответ напрашивается сам с собой. Значит, заказчиком является Владимир Путин. У него же был хороший учитель, его предшественник. А потому я и величаю его Ельцпутин. Понятие о государстве должно быть основано на определённых правовых отношениях, в противном же случае оно - жупел, звук пустой, пугающий воображение. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 4 марта 1899). Не работайте очень много, не утомляйтесь, чтобы опять не нажить бессонницы и чтобы не расклеилось здоровье. (к В. Г. Короленко, 5 марта 1899) В Ялте Горький. По внешности это босяк, но внутри это довольно изящный человек - и я очень рад. Хочу знакомить его с женщинами, находя это полезным для него, но он топорщится. (к Л. А. Авиловой, 23 марта 1899). Суд чести у литераторов, раз они не составляют такой обособленной корпорации, как, например, офицеры, присяжные поверенные, - это бессмыслица, нелепость; в азиатской стране, где нет свободы печати и свободы совести, где правительство и девять десятых общества смотрят на журналиста как на врага, где живётся так тесно и так скверно и мало надежды на лучшие времена, такие забавы, как обливание помоями друг друга, суд чести и т. п., ставят пишущих в смешное и жалкое положение зверьков, которые, попав в клетку, откусывают друг другу хвосты. (Тут Антон Павлович Чехов словно в зеркало смотрел, говоря об азиатчине. Ведь это - не в бровь, а в глаз ельцпутину. Как будто всё - о нём. - В.Л.) (к А. С. Суворину, 24 апреля 1899). …литератору нельзя безнаказанно проживать в провинции. Чтобы Вы там ни говорили, Вы вкусили от литературы, Вы отравлены уже безнадёжно, Вы литератор, литератором и останетесь.. Естественное же состояние литератора - это всегда держаться близко к литературным сферам, жить возле пишущих. дышать литературой. Не боритесь же с естеством…и переезжайте в Петербург или Москву. Бранитесь с литераторами, не признавайте их, половину из них презирайте, но живите с ними. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 22 июня 1899). Я лично, к сожалению, прервал с 2003 года всякие связи с музыкантами и моими коллегами - композиторами. Но обстоятельства сложились так, что я был вынужден уйти из мира общения с ними. А потому уже - не в их среде. То же случилось и с литературой, после изгнания меня Кувалдиным из его, частного, литературного журнала. Но он печатал там только тех, кто был ему полезен. Я же, к тому времени, уже оказался для него без пользы. Так что и здесь среды собственно литературной я также лишился. Но творчество не оставляю. Мне безразлично, что происходит вне меня, как в музыке, так и в литературе. Физические недомогания, мягко говоря, уже не дают возможности мне полноценно жить. Да уж какой там! Куда-либо пойти или мне с кем-то повидаться, вещь почти невозможная. Поэтому живу вне этих сред. Однако ещё существую, и работать я, в меру своих сил, что бы там ни было, всё равно буду! Чума не очень страшна. Во-первых, она не захватит особенно большого района, будет всё держаться на отдельных пунктах, во-вторых, как сила опустошительная она не страшнее дифтерита или брюшного тифа, в третьих, мы имеем уже прививки, оказавшиеся действительными, и которым мы, кстати сказать, обязаны русскому доктору Хавкину, жиду. В России это самый неизвестный человек, в Англии же его давно прозвали великим филантропом. Биография этого еврея, столь ненавистного индусам, которые его едва не убили, в самом деле замечательна. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 19 августа 1899). Меня томит праздность, я злюсь. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 24 августа 1899). Переставляли мой старенький сервант в моей квартире на новой место, вернее пододвинули его, и выпала книжица стихов Константина Семеновского. Сгинул он, не при выясненных, но, безусловно, трагических обстоятельствах, где-то в году 1967-68. На этой книжке мне посвящение (а мы были дружны): Виктору Фуксману (а я стал Лориновым с 1976. -В.Л.) с поэтическим приветом, в котором всё-таки звучит музыка. Дружески, и подпись.27.01.67г. Эта малоформатная книжка стихов его была издана в Кишинёве, и предназначалась для Всемирной книжной выставки в Канаде. Каштаны. ………………………. Каштану больно, словно человеку, Чьё сердце от обиды кровоточит, От злой обиды, нанесённой другом По неразумной зависти, быть может. ………………………………………. (К. Семеновский). Во-вторых, раз навсегда надо оставить попечения об успехах и неуспехах. Пусть это Вас не касается. Ваше дело работать исподволь, изо дня в день, втихомолочку, быть готовой к ошибкам, которые неизбежны, к неудачам, одним словом, гнуть свою актрисичью линию, а вызовы пусть считают другие. Писать или играть и сознавать в это время, что делаешь не то, что нужно, - это так обыкновенно, а для начинающих - так полезно! (А. П. Чехов - О. Л. Книппер, 1 ноября 1899). Можно печататься и в "Северном курьере"… приглашений специальных не ждите. Одни ленивы, других утомила суета, и не ждите, чтобы Вам отворили дверь, отворяйте её сами. (к Е. П. Гославскому, 1 декабря 1899). 1.Милая актриса, очаровательная женщина, я не пишу Вам, потому что усадил себя за работу и не даю себе развлекаться. 2.Ветер злющий. 3…будьте живеньки, здоровеньки, актрисища лютая, желаю Вам здоровья, веселья… (к О. Л. Книппер, 8 декабря 1899). 1.Ведь громадное большинство людей нервно, большинство страдает, меньшинство чувствует острую боль, но где - на улицах и в домах - Вы видите мечущихся, скачущих, хватающих себя за голову? 2.У нас Левитан. На моём камине он изобразил лунную ночь во время сенокоса. Луг, копны, вдали лес, надо всем царит луна. (к О. Л. Книппер, 2 января 1900). 1.Половая сфера, конечно, играет важную роль на сём свете, но ведь не всё от неё зависит, далеко не всё; и далеко не везде она имеет решающее значение. 2.Писателей-художников будут делать почётными академиками, обер-академиками, архи-академиками, но просто академиками - никогда или нескоро. Они никогда не введут в свой ковчег людей, которых они не знают и которым не верят. Скажите: для чего нужно было придумывать звание почётного академика? (к А. С. Суворину, 23 января 1900). Сердце. ………………………….. Земля. Она дала мне плоть и силу, И мужество, и душу, и надежду. Она была мне первой колыбелью, Чтобы последним, может завтра стать. Послушай, сердце, мы с тобою ляжем В сосновую постель. Нам руки сложат По ритуалу и сомкнут глаза. Навеки мы застынем - я и ты… Нет, не застынем, а пробьёмся к свету, Пусть маленьким, неброским, незаметным, Но всё-таки цветком. Над нами листья Зашелестят, как у влюблённых губы, , над нами звёзды ярко засияют Над нами птицы запоют, как дети И облака неслышно поплывут… Сорвите люди будущий цветок, Распоряжайтесь им, как захотите! Жалеть не надо. Выпадет ему Прекрасная удача помогать вам Негодовать, любить и ненавидеть. В нём бьётся сердце чуткое, как вы. (К. Семеновский). Кувалдин когда-то подарил мне прекрасно изданную им книгу барда Евгения Бачурина "Я ваша тень" (песни, стихи, ноты) со следующим автографом: "Симфонисту Виталию Лоринову на добрую память от издателя. 29 декабря 2003 года". Вообще бардовская песня - слабость Кувалдина, да и не только его, что, в принципе, свидетельство невзыскательности вкуса (конечно музыкального). …как нравится Вам Горький? Мне не всё нравится, что он пишет, но есть вещи, которые очень, очень нравятся, и для меня не подлежит сомнению, что Горький сделан из того теста, из которого делаются художники. Он настоящий. Человек он хороший, умный, думающий и вдумчивый, но на нём и в нём много ненужного груза, например его провинциализм. (А. П. Чехов - Ф. Д. Батюшкову, 24 января 1900). Погода здесь скверная, в феврале она будет хуже. Но, говорят, ялтинский воздух обладает целебными свойствами и в дурную погоду. (В. А. Гольцеву, 27 января 1900). 1.Рака тоже нет, он отразился бы прежде всего на аппетите, на общем состоянии, а, главное, лицо выдало бы рак, если бы он был. 2.Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место. Во-первых, я ни одного человека не любил так, как его; я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его веру. 3.Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные настроения и течения. Без него бы это было беспастушное стадо или каша, в которой трудно было бы разобраться. (к М. О. Меньшикову, 27 января 1900). Пути Господни неисповедимы. Родной племянник дал мне телефон его приятеля по Москве, с которым у нас схожие судьбы. Он - из Днепропетровска, как и я, и родных никого у него не осталось, так же, как и у меня. Его родители похоронены на Сурско - литовском кладбище, равно, как и мои родители (дедушка и бабушка Борика), и родители Борика там же, в нашей общей семейной могиле. 1.Я почти здоров; бываю болен, но это не часто - и только потому, что я уже стар, бациллы же здесь не при чём. И когда я теперь вижу красивую женщину, то старчески улыбаюсь, опустив нижнюю губу, - и больше ничего. 2.Лика, мне в Ялте очень скучно. Жизнь моя не идёт и не течёт, а влачится. (А. П. Чехов - Л. С. Мизиновой, 29 января 1900). 1.Милый Жан, обличения, жёлчь, сердитость, так называемая "независимость", то есть критика на либералов и новых людей, - это совсем не Ваше амплуа. Господь послал Вам доброе, нежное сердце, пользуйтесь же им, пишите лёгким пером, с лёгкой душой, не думая об обидах, Вами понесённых. 2…я знаю Вас и знаю, из какого материала сделан Ваш талант, и меня никто не собьёт с моего крепкого убеждения, что Вы владеете настоящей искрой божией. Но Вы, вследствие обстоятельств, сложившихся так, а не иначе, раздражены, залезли по колена в мелочи, утомлены мелочами, мнительны, не верите себе - отсюда постоянные мысли о болезнях, о нужде, мысли о пенсии… 3…отнеситесь к себе, к своему дарованию справедливо, пустите Ваш большой корабль плавать по широкому морю… Простите всем, кто обидел Вас, махните рукой и, повторяю, садитесь писать. Простите, что я заговорил певучим тоном богомолки. (к И. Л. Леонтьеву (Щеглову), 2 февраля 1900). 1.Здесь, в благословенной Ялте, без писем можно было бы околеть. Праздность, дурацкая зима с постоянной температурой выше ноля, совершенное отсутствие интересных женщин, свиные рыла на набережной - всё это может изгадить и износить человека в самое короткое время. Я устал, мне кажется, что зима тянется уже десять лет. 2.Я бы, да я бы - Вы смеётесь, а мне так обидно, что мне уже 40 лет, что у меня одышка и всякая дрянь, мешающая жить свободно. …не сердитесь, что я в письмах читаю Вам наставления, как протопоп. (к А.М. Пешкову (М. Горькому), 2 февраля 1900). ……………………… Мне дорог ранней осени приход С её первоначальной позолотой, И журавлей прощальный перелёт Меня волнует, как далёкий кто-то. И всё-таки милей всего зима, Не потому ли, что в её убранстве Есть чистота, с которой жизнь сама Находится в бессрочном постоянстве. (К. Семеновский, По вечерам). Без памяти жить нельзя (из к-ф.). Сколько людей, столько и мнений, хотя хотелось бы сказать, что столько же и идиотов. Лезут со своими дурацкими советами, когда их не спрашивают и не просят. Ну, просто чепуха какая-то. Каждый норовит показать, что он знает как… Никак не думал, равно как и народы СССР, что иуда Ельцин всё разрушит и повернёт страну на капитализм. Этого не ждали и не гадали все, без исключения, советские люди. Даже академик Сахаров, эта совесть народов, никогда не призывал к смене общественно-политического устройства в России. И это принесло всем людям только горе. Ельцин таки вошёл в историю России, но только с негативным смыслом. И также будет с Путиным. Место в истории ему обеспечено только такое! И ничего, кроме презрения, отвращения и брезгливости настоящая жизнь, этот, нынешний народ, и его власть, у меня не вызывают. И никакого общения или заигрывания с ними, ни на каком уровне, у меня не будет. Наступил, по большому счёту, позорный и грязный век. Ну а сообщество людей, так легко поверивших в возможность перемен, и 18 лет тому "посеявшего ветер", будет продолжать "пожинать бурю"… Когда Ваша героиня состарится, не придя ни к чему и ничего не решив для себя, и увидит, что всеми она покинута, неинтересна, не нужна, когда поймёт, что окружавшие её люди были праздные, ненужные, дурные люди (отец - тоже) и что она проморгала жизнь, - разве это не страшнее нигилистов. (А. П. Чехов - А. С. Суворину, 12 февраля 1900). Мне скучно не в смысле мировой скорби, не в смысле тоски существования, а просто скучно без людей, без музыки, которую я люблю, и без женщин, которых в Ялте нет. Скучно без икры и без кислой капусты. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 15 февраля 1900). Добрых людей много, но аккуратных и дисциплинированных совсем, совсем мало. (к В. А. Поссе, 15 февраля 1900). Мрут люди от истощения, от обстановки, от полного заброса - и это в благословенной Тавриде. Потеряешь всякий аппетит и к солнцу и к морю. (к А. С. Суворину,10 марта 1900). Целую тебя крепко, до обморока, до ошаления. Не забывай твоего Ант. (к О. Л. Книппер, 15 сентября 1900). Милая моя Оля, не ленись, ангел мой, пиши твоему старику почаще. Здесь, в Ницце, великолепно, погода изумительная. После Ялты здешняя природа и погода кажутся просто райскими. (к О. Л. Книппер, 17 декабря 1900). Ты хандришь теперь, дуся моя, или весела? Не хандри, милюся, живи, работай и почаще пиши твоему старцу Антонию. (к О. Л. Книппер, 2 января 1901). 1.Суворин лжив, ужасно лжив, особенно в так называемые откровенные минуты, то есть он говорит искренно, быть может, но нельзя поручиться, что через полчаса же он не поступит как раз наоборот. 2.Сыновья его, т. е. Суворина, ничтожные люди во всех смыслах, Анна Ивановна тоже стала мелкой. (к М. П. Чеховой, 22 января 1901). Скоро у вас весна, настоящая, русская, а у нас уже крымская весна в самом разгаре; здешняя весна, как красивая татарка - любоваться ею можно, и всё можно, но любить нельзя. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 18 марта 1901). Иконопись жила и была крепка, пока она была искусством, а не мастерством, когда во главе дела стояли талантливые люди; когда же в России появилась "живопись" и стали художников учить, выводить в дворяне, то появились Васнецовы, Ивановы, и в Холуе и Палехе остались только одни мастера, и иконопись стала мастерством. (к Н. П. Кондакову, 2 марта 1901). Ворошу свою библиотеку и нахожу давно забытые для себя книги и сборники стихов с посвящениями мне. Галина Каменная, Преодоление (стихи). Её давно уж нет живых. На обложке: Виталию Мироновичу Лоринову от всего сердца. Галина Каменная. 24.02, 1991 г. г. Киев. Из книги выпало поздравление - письмецо ко мне. Добрый день, дорогой Виталий Миронович! Поздравляю Вас с Первомаем и Днём Победы, который был, который есть, который будет и никакие вражьи силы не смогут перечеркнуть его. (Ведь комсомолкой Галина Каменная ушла на фронт. - В. Л.) Желаю Вам праздничного настроения, крепкого здоровья, счастья, вдохновения в творчестве и в делах житейских! …У нас прошёл съезд писателей. Националистический шабаш. В результате - СПУ вышел из Союза писателей СССР. Чем это обернётся для русских писателей, предвидеть не трудно, которым и так жилось здесь на троечку с минусом. Весна у нас холодная, даже зелени ещё маловато. Живём. Чего-то ждём. А чего неизвестно. Не знаю, будут ли в этом году путёвки на Пицунду. Жаль, если нет. Всего Вам доброго! С уважением Галина Каменная. На один из её текстов я написал очень хорошую песню. Она переиздавалась немало раз. …человек должен постоянно если не вылезать, то выглядывать из своей раковины, и должен он мудрствовать всю свою жизнь, иначе то уже будет не жизнь, а житие. (А.П. Чехов - М. П. Чехову, 5 марта 1901). У нас погода просто замечательная, изумительная, весна чудеснейшая, какой давно не было. Я бы наслаждался, да беда в том, что я один, совершенно один! Сижу у себя в кабинете или в саду и больше ничего. (к О. Л. Книппер, 18 марта 1901) Поклонитесь Италии милой. Если Вы едете за границу первый раз, то скоро Вас потянет домой обратно, но Вы не обращайте внимания на тоску по родине, заставляйте себя набираться впечатлений, так чтобы потом на всю зиму хватило воспоминаний. Италия удивительно хорошая страна. (к А. М. Фёдорову, 25 марта 1901). 1.Куприн, по-видимому, влюблён, очарован. Влюбился он в громадную, здоровенную бабу, которую ты знаешь и на которой ты советуешь мне жениться. Если ты дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе до тех пор, пока она не совершится, - то я повенчаюсь с тобою хоть в день приезда. Ужасно почему-то боюсь венчания и поздравлений и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределённо улыбаться. 2. Погода в Ялте паршивенькая. Ветер неистовый. Розы цветут, но мало; будут же цвести богато. Ирисы великолепны. У меня всё в порядке, кроме одного пустяка - здоровья. (к О. Л. Книппер, 26 апреля 1901). Где Скиталец? Это чудесный писатель, будет досадно и обидно, если он изведётся. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 21 июля 1901). Перед отъездом из Ялты я был у Льва Николаевича…но здоровье его мне не понравилось. Постарел очень, и главная болезнь его - это старость, которая уже овладела им. (к А. М. Пешкову, 24 сентября 1901). …пока я заметил только один, недостаток непоправимый, как рыжие волосы у рыжего, - это консерватизм формы. (к А. М. Пешкову (М. Горькому), 22 октября 1901). Милая моя супружница, слухи о Толстом, дошедшие до вас…ни на чём не основаны. В его здоровье особенных перемен нет и не было… Он, правда, слаб, на вид хил, но нет ни одного симптома, который угрожал бы, ни одного, кроме старости… Ты ничему не верь. (к О. Л. Книппер, 17 ноября 1901). Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т. е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых и незабытых слов, идеализмов и проч. и проч. непонятных слов.. Нужно веровать в бога, а если веры нет, то не занимать её место шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своею совестью… (к В. С. Миролюбову, 17 декабря 1901). Вы хотите, чтобы я сказал несколько слов о Левитане, но мне хочется сказать не несколько слов, а много. Я не тороплюсь, потому что про Левитана написать никогда не поздно. Теперь же я нездоров, сижу с компрессом, недавно было кровохарканье. Вообще же виноват я перед Вами ужасно. (к С. П. Дягилеву, 20 декабря 1901). Ещё одно посвящение нашёл я у себя. Александр Трофимов, Нелюдимая звезда (стихи). "Замечательному композитору Лоринову от А.Т. (Дата неясна). Но это где-то было до 2005 года… Право, писать решительно не о чём. Толстой, слава богу, уже выздоровел…весна, по-видимому, ещё не начинается, интересных людей не видаю и ни нового, ни интересного ничего не слышу. (А. П. Чехов - М. А . Членову, 13 февраля 1902). Теперь Художеств. театр в Петербурге. Как там и что, не знаю, мне ничего не пишут. Вяло, должно быть? Уныло? Впрочем, ничего не разберёшь на этом свете, в том числе и публику. (к В. С. Миролюбову, 8 марта 1902). Я завидую Вам. Живите себе подольше в милом Оксфорде, работайте, утешайтесь и изредка вспоминайте про нас, живущих серо, вяло и скучно. (к К. Д. Бальмонту, 7 мая 1902). Сегодня мне грустно, умер Золя. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я мало любил его, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело Дрейфуса, я оценил его высоко. (к О. Л. Книппер, 18 сентября 1902). 1.Дуся моя, замухрыша, собака, дети у тебя будут непременно, так говорят доктора. Нужно только, чтобы ты совсем собралась с силами (…), и родится у тебя сынок, который будет бить посуду и таскать твоего такса за хвост, а ты будешь глядеть и утешаться. Вчера я мыл голову и, вероятно, немножко простудился, ибо сегодня не могу работать, голова болит. Вчера впервые пошел в город, скучища там страшная, на улицах одни только рожи, ни одной хорошенькой, ни одной интересно одетой. (к О. Л. Книппер, 14 декабря 1902). Ветрище дует неистовый. Не могу работать! Погода истомила меня, я готов лечь и укусить подушку. Сломались трубы в водопроводе, воды нет. Починяют. Идёт дождь. Холодно. И в комнатах не тепло. Скучаю по тебе неистово. (к О. Л. Книппер, 17 декабря 1902). С начала нынешнего века я не знаю, какова судьбы поэта, моего большого друга, Юрия Павлова и его семьи. Он был редактором последних известий на русском языке молдавского республиканского Радио. Но это было в 80-х. Жив он, что с ним, и не уехал ли в Америку, теперь не ведаю. А он был коренной москвич, ещё в 60-е, переехавший с женой на жительство в Молдавию. Последнюю книжицу своих стихов "Октава", он подарил мне ещё в бытность мою в Молдавии, в Кишинёве, в 1987 году. Вот посвящение мне: "Виктору Фуксману, старейшему другу (я оставался для него всегда Фуксманом, а не Лориновым. - В. Л.) и моему песенному первооткрывателю. С уважением, Ю. Павлов, 11.10.87 года. А я покинул Кишинёв в 1988 году. Я много писал песен на тексты Павлова, и немало написал хоров, которые и издавались. Зачем Скиталец женится? Для чего это ему нужно? (А. П. Чехов - О. Л. Книппер, 23 января 1903). Что я могу написать Вам о себе? Только, пожалуй, одно: живу по-монашески. После отвратительной погоды сегодня выдался было тёплый, тихий денёк, а сейчас опять свистит ветер, в трубе шум неистовый!, Вы, конечно, знаете, что я женат на артистке Художественного театра, но с женой я не живу, она меня бросила. Детей у меня нет, и живу я здесь один. (к М. П. Алексеевой (Лилиной), 11 февраля 1903). 1.У меня начинает побаливать тело; должно быть время подошло касторочку принимать. Ты пишешь, что завидуешь моему характеру. Должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежнее время я выделывал чёрт знает что. 2. Без тебя, родная, скучно! Чувствую себя одиноким балбесом, сижу подолгу неподвижно и недостаёт только, чтобы я длинную трубку курил. (к О. Л. Книппер, 11 февраля 1902). …но ведь заслуга Горького… в том, что он первый в России и вообще в свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве, и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к этому протесту. И с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя, и вот босяки, хотя и не изящны, хотя и пьяны, но всё же надёжное средство, по крайней мере оказалось таковым, и плотина если и не прорвана, то дала сильную и опасную течь. (к А. И. Сумбатову - Южину, 26 февраля 1902). _ Всю зиму не было у меня геморроя, а сегодня я настоящий титулярный советник. Погода дивная. Всё в цвету, тепло, тихо, но дождей нет, побаиваюсь за растения. Ты пишешь, что ровно трое суток будешь держать меня в объятиях. А как же обедать или чай пить? (к О. Л. Книппер, 23 марта 1902). С. Н. Рабиновичу (Шолом - Алейхему), 19 июня 1903 года. Многоуважаемый Соломон Наумович! Я теперь вообще не пишу или пишу очень мало, так что обещания дать могу только условно; напишу рассказ с удовольствием, если не помешает болезнь. Что касается моих уже напечатанных рассказов, то они в полном Вашем распоряжении, и перевод их на еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишинёве евреев не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия. С искренним уважением и преданностью, А. Чехов. Кажется, порой, что я - исключение как человек, отнюдь не в самом лучшем смысле. Но вот по письмам Чехова прослеживается человеческая жизнь, со всеми её радостями, неудачами и печалями. И становится ясно, вот такая она, такой она и должна быть, на примере самого Антона Павловича Чехова. Его творчество потому и близко всему миру, потому что душа этого человека есть отражение души человеческой, и то же касается характеров его героев. Хотя Чехов изображал самый, что ни на есть типичный русский характер, но это есть правда о человеке, о человеческой душе, со всеми её слабостями и недостатками, равно как и человеческими достоинствами, без всяких прикрас. Заносит снег холмы и перелески, Трубит в трубу залётный снеговой. А мне о том и поделиться не с кем В однообразной комнате своей. Друзья ушли. Давно затихли споры. Владеет малым миром тишина. А ночь длинна. Рассвет ещё не скоро, Рассвет ещё не скоро. Ночь длинна. Ну что ж, спеши чернильница, помочь мне, Звени, перо, отточенной строкой! Соседи спят. Им сладок сон полночный - Работой заработанный покой. Посапывают розовые дети, Похрапывают зрелые мужи… Трубит в трубу неугомонный ветер. Заносит снег былые рубежи. (К. Семеновский). А вот поэтические строки Павлова, для которого Семеновский был кумиром: ……………………………. Да будем жить мудрей, С иной стезёй освоясь, О бытности своей Напишем мини - повесть. В ней лягут тень и свет На числа, даты, лица… Успеть бы. Наш сюжет Не так уж долго длится. А именно на эти его поэтические строки я написал хор "Осень" (ещё в начале 70-х), исполненный и изданный не раз. Осень всё плотнее подступала. Обронила яркие цвета. Что ей недомолвки листопада, Исповедь кленового листа.
Вот оно, обугленное лето, Смявшее зелёную тщету. Небо, исцарапанное ветвью, И мольба, летящая по ветру: -Помоги набрать мне высоту… Твои письма невеселы, ты хандришь, Нехорошо это, мой дусик…Если что не так в театре, то ведь неудачи так естественны и ведь обязательно будут год - два, когда театр будет терпеть одни неудачи. Надо держаться крепко. (А. П. Чехов - О. Л. Книппер, 14 октября 1903). Живу я одиноко, сижу на диете, кашляю, иногда злюсь, читать надоело - вот моя жизнь. (к В. И. Немировичу - Данченко, 23 октября 1903). Пива я не пью, последний раз пил его в июле, а мёд мне есть нельзя, болят от него животы. (к В. И. Немировичу - Данченко, 2 ноября 1903). 1.Сегодня я проспал, проснулся в 9 часов! Чувствую себя, кажется, недурно. Только вот расстройство кишечника. Надо бы изменить режим. Вести более безнравственную жизнь, надо бы всё есть - и грибы и капусту - и всё пить… Скажи Вишневскому, чтобы он пешком ходил побольше и не волновался. 2.Не пиши мне про жареную утку, не мучай меня. Когда приеду, целую утку съем. (к О. Л. Книппер, 7 ноября 1903). 1.Я всё похварываю, начинаю уже стариться, скучаю здесь, в Ялте, и чувствую, как мимо меня уходит жизнь, и как я не вижу много такого, что, как литератор, должен был видеть. Вижу только и, к счастью, понимаю, что жизнь и люди становятся всё лучше и лучше, умнее и честнее - это в главном, а что помельче, то уже слилось в моих глазах в одноцветное, серое поле, ибо уже не вижу, как прежде. 2. Вы не женаты? Отчего? - извините за вопрос. Года 2 - 3 назад я женился и очень рад; мне кажется, что жизнь моя изменилась к лучшему. То, что пишут обыкновенно про брачную жизнь, совершеннейшее враньё. (к В. Л. Кигну - Дедлову, 10 ноября 1903). Из-за одиночества я каждый день думаю о смерти. И это естественно, ведь я нахожусь с ней, по сути, наедине. В пятницу куда-то обращаться, в какие-то общественные организации, очень ненадёжно. Ведь это - короткий день, и получается, как правило, что уже в этот день никого на месте нет. Так с творческой организацией, так и с издательством. - Звоните уже в понедельник, вторник, во всяком случае, на следующей неделе - так мне говорят. Живу я между жизнью и смертью, так как нахожусь на углу дома, на 4-м этаже, а ко мне торцом - морг 81 городской клинической больницы. И каждый день невольно лицезрею один, два, а то и три погребальных автобуса на площадке у морга. Когда носил очки, то этого не замечал из-за моей высокой близорукости. Когда сменил хрусталики, стал видеть чётко, без очков. То, что Медведев хорохорится, это понятно. Ведь президент то подставной, искусственный, ставший им по велению и выбору Путина, который его и навязал народу. По этой причине он, Медведев, и испытывает, не может не испытывать, своего несколько двойственного положения. А потому то на него влияет, не может не влиять, конечно, некоторый комплекс неполноценности. С Сувориным я давно уже не переписываюсь. Буренин - это избалованное, очень сытое животное, злое и жёлтое от зависти. (А. П. Чехов - Н.Н. Коробову, 23 ноября 1903). Живётся мне скучновато, неинтересно; публика кругом досадно неинтересна, ничем не интересуется, равнодушна ко всему. (к О. Л. Книппер, 27 февраля 1904). Боюсь, как бы не пришли гости. Уж очень скучный здесь народ, не литературный; говорить с ними не о чём, а слушать их - в глазах становится тускло. (к О. Л. Книппер, 3 марта 1904). 1.Мне главным образом нужны спокойствие и всё то, что страдающему одышкой потребно. 2.Одышка тяжёлая, просто хоть караул кричи, даже минутами падаю духом. 3.Что за отчаянная скучища этот немецкий курорт Баденвейлер! (к Г. И. Россолимо, 28 июня 1904). 1.А по железной дороге, признаться, я побаиваюсь ехать. В вагоне теперь задохнёшься, особенно при моей одышке, которая усиливается от малейшего пустяка. 2. А от одышки единственное лекарство - не двигаться. Ни одной прилично одетой немки, безвкусица, наводящая уныние. (к М. П. Чеховой, 28 июня 1904). Гуманизм, существовавший в ХХ веке, не предотвратил двух страшных мировых войн. Так что же говорить о начавшемся новом веке, когда гуманизм вообще потерян, это понятие вообще чуждое ему. Полнейшая деформация и деградация элементарных человеческих чувств. Такая уж у меня судьба, что я, по большей части, всю жизнь терял, и это, несмотря на имевшиеся у меня немалые возможности, если не просто большие. "Фортуна" не благоприятствовала мне, даже напротив. Не то чтобы я так был устроен, а так как-то нелепо складывались обстоятельства, и мне, крайне редко везло. Поэтому я иной раз чувствую какую-то скрытую неприязнь к тем, кто, имея, по сути дела, ничтожные возможности, порою так успешно их в жизни претворял. В общем, это у меня не зависть, а досада на самого себя, и на мою, столь несчастливую планиду, что столького у меня не вышло, не получилось, хотя для подлинного счастья во всём у меня было, пожалуй, всё. * * * автобиография | литературные произведения | музыкальные произведения © Виталий Лоринов. E-mail: lorinov@gmail.com Тел. в Москве 486-80-09 |
